Книга Кремлевский кукловод «Непотопляемый» Сурков — его боятся больше, чем Президента - Лев Сирин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интересно, как себе это Владислав Юрьевич представляет?
В виде массовых шествий под лозунгом «Все на борьбу с рынком суррогатов и контрафакта!»?
Дак 90 % российского народа понятия не имеет, что такое «контрафакт». Диковинное словцо, изредка слетающее с уст Никиты Сергеевича Михалкова, время от времени гневно требующего ужесточения наказаний за незаконное копирование лицензионных фильмов.
То же — с «вытеснением засоряющих перспективу теневых институтов коррупции». Почему «вытеснением» мусорщиков-мздоимцев должна заниматься именно что «высшая независимая (суверенная) власть народа (демократия)». А не конкретные силовые структуры?
Боюсь, что ответ на сей сакральный вопрос снова в области стилистики Владислава Суркова.
Но если раньше ее дефекты были из области подсознательного, то теперь Владислав Юрьевич намеренно манипулирует абстрактными понятиями, чтобы потом подогнать под созданную словесную конструкцию собственную конкретную идею. В данном случае это, конечно, его тезис о «суверенной демократии».
Поглядите внимательно, как выстроена фраза Суркова о народе как о силе, которой и надлежит «вытеснять» взяточников и хватать за руку контрафактников: «Высшая независимая (суверенная) власть народа {демократия) призвана соответствовать этим стремлениям…»
Слова в скобках Сурков оставил не случайно. Ибо вычленив их из текста, мы получаем так милое его сердцу словосочетание «суверенная демократия». То есть, по идее, вместо демагогической терминологии о «высшей независимой власти народа» здесь должны были стоять вполне конкретные фразы о государстве и уполномоченных им институтах: полиции, ФСБ, налоговых органах и так далее. Именно этим структурам вручает свое право на «вытеснение» всего лишнего из тела государства народ, поскольку сам специалистом по контрафакту и суррогату не является.
Но для чего же понадобилось городить терминологический огород нашему герою?
Во-первых, умно выглядит. Про народ да полицию с налоговой инспекцией, чай, и так каждый день телевизор рассказывает. А тут: «сверхэтническая совокупность всех граждан страны». Такая даже с «приступами изоляционизма» (так у Суркова) справится, если надо. Запросто!
Но главное, Сурков, дав в скобках перевод французского слова «суверенный» и греческого «демократия», вживил таким образом словосочетание «суверенная демократия» едва ли не в Конституцию России. Это ведь там о власти народа сказано. Сурков лишь добавил от себя слово «независимой».
И получилось, что от сурковского термина — «суверенная демократия» — уже вроде бы и никуда не деться. Так же в Конституции написано. Он лишь перевел. Точнее, популярно растолковал 2-ю главу основного закона государства.
Ах, как, должно быть, жалеет Владислав Юрьевич, что не пришлось ему в 1993 году писать эту самую Конституцию! Не надо было бы сегодня сочинять «Параграфы», перешивая основной закон белыми нитками.
Кстати, в контексте вышесказанного, сама литературная форма сурковских записок наводит на мысль: он надеется, что, рано или поздно, часть из них (или все) войдет в Конституцию. Отсюда и параграфы — они же статьи в Конституции. Отсюда и название: § 6 «Суверенная», § 7 «Демократия».
Да-да, именно так: двумя отдельными словами, но подряд. Очевидно, Владислав Юрьевич решил проявить скромность и уйти хотя бы в содержании от милого сердцу словосочетания, но развести слова по разным параграфам было выше его сил. Зато хоть сейчас бери и вставляй в Конституцию. Параграфами.
Чтобы придать «суверенной демократии», так сказать, российскую актуальность (термин-то, как мы помним, краденый), Сурков просто-напросто наделил ее в своем труде злободневными задачами. И ведь действительно: одно дело, когда «суверенная демократия» вещает о каких-то абстрактных принципах мироустройства, и совсем другое, когда собирается «вытеснять» контрафакт.
Но Владислав Юрьевич не замечает противоречия. Начиная изначально апеллировать к «суверенной демократии», как к высшей власти нации, многонационального народа, он упускает из виду иррациональное начало народа. Проще говоря, народ, может быть, эмоционально и готов «испытать на себе и обратить в свою пользу мощь глобализации» (каков оборот, а?), но на бытовом уровне, в реальной жизни, будет ей интуитивно сопротивляться. Ибо так народ устроен.
Экс-министр национальностей России Рамазан Абдулатипов рассказывал мне:
— В большинстве случаев у представителей той или иной нации преобладает феномен духовного, иррационального сознания. То есть духовное, чувственное восприятие действительности.
Кто не знает, Рамазан Гаджимуратович защитил диссертацию как раз по проблемам наций. Доктор философских наук настоящий, а не «философ» а-ля наш герой. К тому же — о, совпадение! — сегодня работает ректором Института культуры. Того самого, который Сурков так и не закончил.
Впрочем, было бы несправедливо утверждать, что Сурков отправляет нацию на сугубо приземленные свершения. Достойной альтернативой рутинной борьбе с контрафактом является создание ни много ни мало «нового общества, новой экономики, новой армии, новой веры (sic!)».
Вот так!
Глобальных амбиций Владиславу Юрьевичу, как видите, не занимать. Пророк Мухаммед и Ульянов-Ленин в одном лице. Фраза Суркова не вырвана из контекста. В «параграфах» действительно сразу за «программой-минимум»: борьбой с коррупционерами-суррогатом (захватом мостов-телеграфов), идет «программа-максимум»: создание нового общества и новой веры (диктатура пролетариата плюс кодекс строителя коммунизма).
В довершение своих революционных тезисов Сурков предлагает: «доказать, что о свободе и справедливости можно и должно думать и говорить по-русски»[28].
К чему это он?
Говорить в России нынче можно о чем угодно. Хоть о самом Суркове, как видите. И уж тем более о таких абстрактных понятиях, как «свобода» и «справедливость». А уж думать о них запретить оказалось даже не под силу советской власти… Тем более не ясно, кому мы это все должны доказывать.
Ну как прикажете дискутировать с такими изречениями Суркова?
Это либо просто чепуха, либо претензия на парадоксальную образность выражений, как всегда у нашего героя, выраженная в отсутствии у него всякого филологического чутья. Я уж не говорю о вкусе. И снова — полное отсутствие смысла.
Просто лексическая беда какая-то с Владиславом Юрьевичем!
Остальные «параграфы» «Национализации будущего», размещенные, к слову, на официальном сайте Кремля, под стать трактатам Марка Туллия Цицерона.
Сравните. У Цицерона: «О дружбе», «Об обязанностях». У Суркова: «Работа», «Скромность», «Сомнения». Кстати, главный литературный труд Цицерона, как известно, называется «Речи». У Суркова — «Тексты». Тоже просто и со вкусом. И с претензией на вечность.
Параграф «Работа» начинается утверждением: «Для суверенной демократии, отличаемой от прочих интеллектуальным лидерством, сплоченной элитой, национально ориентированной открытой экономикой и умением защищаться, абсолютно приоритетны…» (Далее идет перечисление ее приоритетов по Суркову.)
Но погодите! А с какой стати Владислав Юрьевич решил, что «суверенная демократия» отличаема от прочих (демократий, надо думать) именно теми свойствами, которыми он ее наделяет. Разве в демократиях иного толка (и просто в демократиях) исключены сплоченные элиты? Разве другие демократии не умеют защищаться? Разве экономики там сплошь закрыты
