Книга Столичный доктор. Том III - Алексей Викторович Вязовский

тратился, рупь почти.

— Квасу мне принеси. Холодного. Будешь надоедать, ничего не дам. Быстро!

Ага, метнулся молнией. Сочувствие к болезному барину проявляет.

Сижу, пью квас, никого не трогаю. Был бы примус, чинил, а так — письма перебираю. Вдруг дверь открылась, и новый приступ подлой гиперакузии накрыл меня. Что ж так громко? Вот только проходить вроде начало, и нате.

— Кто главный? — завопила дамочка весьма серьезного возраста.

Судя по платью и прочим приметам — не меньше чем на жену действительного статского тянет. Если оставить только вопли — максимум на торговку семечками на привокзальной площади. Полновата, нос картошкой, глаза злые. Вот сейчас рот откроет, и расскажет про наркоманов и проституток. Бабка у подъезда, только одета богаче.

— Я главный, — встал я навстречу. — Доктор медицины Баталов, к вашим услугам. Проходите, присаживайтесь, мадам…

— Третьякова Лидия Гавриловна, — торжественно объявила себя пришедшая. — Вдова товарища министра земледелия и государственных имуществ!

— Какое у вас ко мне дело, госпожа Третьякова?

— Я проживаю в этом доме, во второй квартире!

— Очень приятно, соседи, значит. Я в седьмой.

— Кто вас хоть пустил? У нас тут только пристойные люди проживают!

Ничего у нее заходцы с самого начала. С трудом сдержался:

— Вот так вышло, что пустили. Чем могу быть полезен?

— Я требую, чтобы вы освободили наш дом от своего присутствия!

Ого, да тут опасная общественница. Делать ей нечего, вот энергию и направляет на всякие непотребства. Даже разговаривает с традиционно летящими изо рта брызгами.

Та самая похмельная астенизация привела меня в состояние легкого пофигизма и желания слегка похулиганить. Главное, чтобы жертва сама отрезала себе пути к отступлению. А то сейчас обрисуй ей весь расклад, скажет, что поздравить зашла.

— Вы банда жуликов! Я требую, чтобы вы убрались из нашего дома! Как тут тихо и спокойно было! Развели содом и гоморру! Заразу в дом тащите! Я это так не оставлю! Сейчас же напишу жалобу в полицию! И домовладельцу! Да я до Его Величества дойду!

— С полицией не знаю, вам придется самостоятельно разбираться. Домовладельцу? Слушаю вас. Потому что дом приобретен мною. Что касаемо Его Императорского величества, то не далее, как вчера император вручил мне орден, в том числе и за эту нашу работу.

Я погладил крестик награды, на который до сих пор вдова товарища министра не обращала внимания. Впрочем, сейчас ее тревожило другое. Похоже, типичный приступ «медвежьей болезни». Очень уж громко заурчало у нее в животе после слов о милости с самого верху. Она что-то пробормотала, уже на ходу, и ринулась вон. На первый раз прощу, а будет кровь портить — так у меня рычагов давления на нее гораздо больше.

Выбегая, не в меру ретивая соседка чуть не сбила с ног следующую посетительницу. Нет, решительно надо пресекать эту вольницу. Посадить какого-нибудь цербера, чтобы не мешали рисовать вензеля на конвертах входящей корреспонденции. Когда приеду из Германии, пусть меня встречает секретарь, как у всех нормальных руководителей. Все, решено. Вызову Должикова.

— Здравствуйте, Евгений Александрович, — поприветствовала меня стоящая на пороге дама.

— Госпожа Бестужева! Проходите! Сейчас прикажу подать… Вам чай? Кофе?

Я и вправду был рад ее видеть. Красавицей не стала, но нос под вуалью смотрится вполне пристойно, и лицо не выглядит таким перекошенным. Живой символ нашей нынешней работы. Тот самый камешек, повлекший за собой лавину. Блин, интоксикация до добра не доводит, я уже думаю как персонаж третьесортного романчика.

— Нет, ничего не надо. Я к вам заходила на днях, но не застала. Вот сегодня повезло.

— Какими судьбами?

— Была в Петербурге, услышала про вашу больницу, и приехала сдать анализ.

— Конечно, сейчас я распоряжусь.

— Вы меня неправильно поняли, Евгений Александрович. Я уже сдала кровь. Приезжала за ответом.

— И? Каков результат? — спросил я.

Хотя вопрос риторический. Судя по улыбке и розовым щекам, всё в порядке. Уж я не знаю, что там делал Дмитрий Леонидович, но ему удалось почти на коленке сотворить какое-то подобие реакции Вассермана. Какая-то бычья кровь обрабатывалась, с чем-то реагировала. Я не специалист, понимать перестал почти сразу. Но метод работал, хотя Романовский отзывался об анализе весьма презрительно, мол, только нужда заставила выпустить в свет такой несовершенный продукт.

— Отрицательный, — Антонина Григорьевна даже полезла в сумочку, дабы продемонстрировать мне бланк.

— Я вас поздравляю! — обрадовался не сказать как — Позвольте, я познакомлю вас с господином Романовским, который открыл возбудителя болезни, и вместе со мной разрабатывал лечение.

— Даже не знаю, стоит ли, — смутилась Бестужева.

— Кузьма! — крикнул я. — Пригласи Дмитрия Леонидовича!

С Романовским мы вчера виделись после награждения, но он только поздравил, и сразу вернулся сюда, на Моховую.

— А пока позвольте мне поблагодарить вас за спасение моей жизни, — торжественно произнесла Антонина Григорьевна, доставая из сумочки конверт. — Здесь чек. Я жертвую эти деньги на ваши дальнейшие изыскания. И не вздумайте отказываться. Это от чистого сердца, — и вдруг расплакалась. — Не обращайте внимания, — отмахнулась она, вытирая слезы. — Просто я так рада, вы не можете представить.

Не знаю кто и как, а я не в том положении, чтобы отказываться от пожертвований. Мечта про миллион обезьян-лаборантов пока таковой и остается.

— Благодарю вас, — я встал, и принял конверт с легким полупоклоном. — Щедрый дар, — добавил, когда достал чек на пять тысяч из конверта.

— Евгений Александрович? — заглянул в кабинет мой компаньон. — Вы заняты? Я позже зайду.

— Нет, заходите. Антонина Григорьевна, позвольте представить вам Дмитрия Леонидовича Романовского, выдающегося ученого, открывшего тот самый микроорганизм. Госпожа Бестужева — наш пациент номер один.

— Наслышан, мадам. Рад знакомству.

Надо потренироваться вот так авантажно шевелить усами. Все встречные дамы мои, если смогу повторить это движение.

* * *