Книга Восемь Драконов и Серебряная Змея - Евгений Чепурный

Использовалось в древнем Китае, как боевой клич.

Глава 9

Серебряная змея пытается вонзить клыки в южного дракона, и терпит неудачу

Статный и высокий, с суровым и гордым ликом, Елюй Нелугу, принц Чу, выглядел поистине царственно, хоть его облачение — меха поверх доспехов, и золотой ободок короны, украшенный гравировкой в виде волчьей головы, — ничуть не походили ни на золотую парчу одежд императора, ни на узорчатый шелк халатов сунских вельмож.

Елюй Нелугу

Военачальник Ляо шагал по камням мостовой Яньмыньгуаня, гордо выпрямившись, и бросая по сторонам сердитые взгляды из-под кустистых бровей. Сопровождающие его переговорщики киданей выглядели почетным эскортом, а сам принц Чу — вовсе не пленным, чью свободу ему великодушно вернули Хань Гочжун и Цяо Фэн, но победоносным завоевателем, лишь из милосердия оставляющим покоренную твердыню. Выйдя за ворота крепости, он обернулся и прокричал, грозно и звучно:

— Цяо Фэн! Я этого не забуду!

— В добрый путь, — с легкой улыбкой ответил ему глава Клана Нищих со стен крепости, и дружеским жестом помахал рукой. — Уж извини, что не провожаю.

Хань Гочжун, стоящий рядом с ним, и выглядящий много бодрее, чем в предвоенный вечер, бросил на побежденного врага насмешливый взгляд, и отвесил ему короткий поклон. Принц Чу резко развернулся, и зашагал прочь.

Прощание

— Что мешает ему вернуться обратно в свой лагерь, поднять войско, и осадить Яньмыньгуань? — лениво поинтересовалась Му Ваньцин. Девушка стояла у края куртины, опираясь на каменный зубец ограждения, и провожала удаляющуюся троицу киданей отрешенным взглядом.

— Не все ладно в империи Ляо, — ответил Инь Шэчи, стоящий рядом. Он изрядно перенапряг меридианы в недавнем бою, и едва восстановился к сегодняшнему утру. В его движениях до сих пор господствовала ленивая неспешность.

— Киданьский император, Елюй Хунцзи — сын узурпатора, — обстоятельно продолжил он пересказ недавно слышанного от Цяо Фэна. — Наследником позапрошлого императора должен был стать Елюй Чунъюань, отец Елюй Нелугу. Чунъюань и Нелугу ненавидят своего правителя, хоть он и приходится им племянником и двоюродным братом. Хунцзи осыпает их милостями, пытаясь купить их расположение, но безуспешно. Вторжение Нелугу — попытка стяжать славу, большую, чем у императора: все нападения киданьской армии на Сун, ведомые Хунцзи, провалились. Сумей принц Чу достичь успеха, и многие вельможи Ляо отвернулись бы от Елюй Хунцзи, и пошли за его двоюродным братом, который смог бы взять власть.

— Зачем ты рассказываешь мне о киданьских придворных дрязгах, муж мой? — Ваньцин подавила зевок, прикрыв рот ладошкой. — Я ведь спросила о том, не нападет ли на нас этот самодовольный варвар, раз уж мы отпустили его целым и невредимым.

— Я к этому веду, — улыбнулся юноша. — Тут все просто: Елюй Нелугу пообещал Цяо Фэну увести войска, и не возвращаться более в земли Сун с огнем и мечом. Взамен, ему вернули свободу. Хоть принц Чу и самодовольный варвар, слово он держит. Не дать это обещание он не мог — Елюй Хунцзи не стал бы вызволять ненавидящего его родственника. Наоборот, император Ляо только порадовался бы укреплению своей власти, останься Нелугу в застенках Яньмыньгуаня.

— То есть, мир и спокойствие в Поднебесной держатся на честном слове варварского царька? — насмешливо глянула на мужа Му Ваньцин.

— Именно, — широко улыбнулся тот. — А еще, принц Чу потерпел жестокое поражение от горстки странствующих воинов, и потерял весь свой запас огневого зелья. Даже вздумай он нарушить слово, и осадить Яньмыньгуань, никто в Ляо не пришлет помощь неудачливому полководцу, а сам он лишь положит в землю остатки своих солдат, безуспешно штурмуя крепостные стены. Своим обещанием, он попросту сохранил лицо. После вчерашнего боя, ему так и так пришлось бы отступить.

— Вот, с этого и нужно было начинать, — укоризненно промолвила Ваньцин. — Победы добывают силой оружия, а не придворными хитростями.

— Всякий инструмент полезен для своей работы, — рассеянно ответил Инь Шэчи.

Его взгляд скользнул вдоль крепостной стены, мимо полощущихся на ветру алых с золотом знамен, несущих иероглиф «хань» — штандартов Хань Гочжуна, — и мимо громко радующихся победе солдат. Война подошла к Яньмыньгуаню, оскалилась в его сторону своей кровавой пастью, и отступила, забрав всего несколько жизней. Шэчи поймал себя на мысли, что вспоминая о вчерашней битве, он скорбит и сожалеет о погибшем Шань Сяошане, и о монахе Сюйчжи, не пережившем своей раны, но смерти множества киданей, оставивших где-то в Ляо безутешных отцов и матерей, вдов и сирот, вызывают в нем лишь смутное чувство удовлетворения. Инь Шэчи все же отбросил эти мысли, рассудив, что никто не принуждал подданных Елюй Хунцзи снова и снова вторгаться в Сун, а значит, нечего и сожалеть об ищущих смерти, и нашедших ее. Он перевел взгляд на поднявшихся на парапет братьев Ю, что направлялись в сторону молодой пары. Старший из братьев, Ю Цзюй, поддерживал под руку младшего, бледного и перевязанного.

— Хорошо, что мы нашли вас, брат Инь, госпожа Инь, — заговорил Ю Цзи, стоило им приблизиться к Шэчи с женой. — Генерал Хань зовет всех на прощальный пир, и мы вызвались передать вам эту весть.

— Не стоило утруждаться, господин Ю — вашей ране нужен покой, — ответил юноша. Ранение одного из этих двух воинов, не очень умелых, но храбрых и самоотверженных, вызывало в нем раздражение и недовольство собой — ведь именно под его началом, Ю Цзи был пронзен вражеским копьем.

— Мне не в тягость, — бледно улыбнулся младший Ю. — К тому же, мы с Цзюем хотели побеседовать с тобой лично, брат Инь.

— Верно, — вступил в беседу Ю Цзюй. — Сражаться под твоим началом было честью для нас. Признаться, поначалу я был удивлен решением Цяо Фэна поставить тебя во главе нашего отряда, — он смущенно улыбнулся, отводя глаза. — Но, когда я увидел тебя в деле, все мои сомнения развеялись, как дым. Твоя храбрость не знает равных, а благородство — вызывает восхищение. Знай, брат Инь: отныне, ты всегда будешь желанным гостем в Месте Встречи Героев, — оба брата торжественно поклонились.

— Благодарю, — ответил Шэчи церемонным поклоном. — Для меня было честью познакомиться со столь славными воинами, — не удержавшись, он добавил:

— Ваше боевое искусство открыло мне глаза: я