Книга Один в поле – не один - Иван Солин

ним общих ворогов. Вот как раз поэтому, если тебе или кому-то еще наплевать, что моя безвременная кончина для уймы людей поставит крест на будущем, за которое и убить не грех, то уж слишком самонадеянным будет взять и лишить местных периодических поступлений мехов, которые те так любят. А потому искать истинного(!) виновника будут не формально, а на совесть и со всем старанием. Что и не сложно, ведь все про всех тут почти всё знают и наверняка не станут на исповеди утаивать от святого отца. Да вон, спроси хоть у специалиста по местным. Я ведь прав, А́йрен Ругерн по прозвищу Сытый? Хм, хорошо наверное быть сытым, когда организмы последний хрен без соли доедают, а кому-то и жизнью рисковать приходится, чтобы с голоду не сдохнуть. Мда. Пойду я, в общем.

****

Где-то в Нахолмске. Немногим спустя.

— И что он?

— Упомянул, отче, о вашем сотрудничестве. Мол, Мать-Церковь огорчится, если притока видных мехов лишится.

— Ну-ну(скептически). Так и сказал?

— В общих чертах, — подавал информацию в выгодном ему ключе казначей Ругерн, общаясь с чернобородым явно греком, довольно молодым, крепкого телосложения и с примечательными мазолями от рукояти меча на руке. — Так я хотел уточнить, отец Михаил, правда ли Лин Абель на дело богоугодное пожертвовал, и обещал повторять, знатные меха в количестве изрядном?

— Боишься?

— Не смею идти наперекор воле Господней, отче.

— И это правильно, — улыбнувшись в бороду, покивал с серьезным видом священнослужитель в черном. Но не в привычной нам рясе или чем-то подобном, а в простом кафтане и с куколем на голове, но при этом и с характерным крестом на груди, хотя почти что на животе. Однако не став томить обратившегося в слух собеседника, ответил. — Меха — как меха. Ничего невиданного. Белок во множестве, разных. Лис немного, крупных, видно отборных, но не так чтобы и знатных. Волков пара, мелких да дырявых, знать не просто дались. Ну и, конечно, медведь здоровущий. Это, пожалуй, самое ценное.

— Но как же? И из-за этого он осмелился прикрываться именем...

— Но ценнее, — прервав возмущения, вроде как продолжил свой спитч хитрый грек, — что они потом и кровью добытое посчитали важным принесть! Не припрятали в зиму, не продали купчишкам, не сменяли на милость от власть имущих, а Матери-Церкви приподнесли на дело богоугодное! И впредь також намерены поступать! А посему, крещенный Гавриил, оставь их с Богом. Но приглядись к Абелю сему. Отрок, видно, с пониманием. И с вежеством к делам церковным. Всё сокрушался, что паству окормлять в Надобрывинске некому, а сюда приводить мирян на службу нет никакой возможности из-за опасности для правоверных в пути. Часовенку готов заложить, при том что сами живут чуть не под открытым небом. Верно, в общем, мыслит. Хм(задумчиво), может, и вправду получше такой будет заместь гордеца и нехристя Бранта? Уразумел ли?

— Понял, отец Михаил. Присмотрюсь, — озадачившись, но и быстро сориентировавшись, часто закивал Сытый.

— А теперь поведай-ка мне, Гавриил, как же это, по-твоему разумению, сей чудный отрок порождение адово одолел в поединке? А то много слухов досужих ходит, и нет единого мнения. А главное, где это он столько ушей исчадиевых раздобыл?

— Тут, отче, дело такое. Мыслю я, что за ним кто-то из нездешних стоит. Причем сила немалая. И бился в поединке заместь него кто-то другой, но в его одеяниях, бронях и под его личиной. Опять же вопрос. Откель у него сие? Может(многозначительно), меха-то он и не все и не лучшие Матери-Церкви принес?

— Так-так, продолжай.

****

Южнее на расстоянии дневного перехода. Незадолго до рассвета дня после поединка под стенами Нахолмска.

— И что Командор? — шепотом спросил один у другого. — Ну, Молчун, не томи. Расскжи, как дело было.

— Сам вызвал Рахтана Большого. Батыра ихнего. Зоровый такой синеспиный. Я чуть зубы тогда не стёр от досады. Думал ведь, что сам пойду. Ну или Быстрая, которая с нами поплыла. Иначе б зачем Командор нас брал. Вот. Но, думаю, как увидел он эту громадину, так и...

— Что?

— Что-что — сам решил биться, не рискуя никем из нас. План, о котором договаривались, на ходу изменил. Вот и... вот, в общем.

— Да, Командор нами дорожит. Но не дело это, Молчун, что лидер сам то и дело ввязывается в опасные дела.

— А то я не знаю, Хромой!

— Тише. Лагерь лобастых недалеко. Нельзя их раньше времени насторожить, разбудив. Сколько ж еще ждать-то? Пора бы и выступать. Светает уж скоро. Благо не впервой. Уже есть опыт, хе-хе. Пусть на этот раз лобастых и поболее будет.

— Ага, а еще синеспиных трое. Ну и желтобрюхих под три десятка. Не только ведь буробокие, как в прошлый раз.

— Ерунда. Командор и этих, сколько бы их ни набралось, к хренам всех взорвет. Ты лучше еще расскажи, как поединок то протекал. Шутка ли дело, завалить синеспиного, который на голову выше Бурхана.

— Ну это, вышли они друг напротив друга.

— И?

— Не торопи. Вот, значит, стали.

— Ну?

— Смотрят один другому в глаза.

— Ну-ну, и?

— А потом Рахтан как сорвется с места. Даже борозду после себя оставил, когда ручищей от земли оттолкнулся. Это чтоб помочь коротким ногам своим.

— А Командор?

— Увернулся. Ловко так. В последний момент шажок в сторону сделал.

— Да не молчи ты. Что дальше-то?

— Странный он.

— Кто, блин?

— Абель. Словно смерти вовсе не боится. Да и в бою он словно другой человек. Вот знаешь, когда речи толкает — один. Балагур такой себе. Нередко с глупыми и несмешными шутками. Когда работу делает — другой. Как бы механический какой-то. Ну а когда магию эту свою творит, порой с жуткими истязаниями жертв — третий. Словно равнодушный и непроницаемый такой, что ли. Вот и в бою он такой же был. Как бессмертный. Уверенный в своей неуязвимости. Ну или превосходстве. В бою оно ведь как — побеждает тот, кто сумел эмоции унять и навыки задействовать на максимальное количество процентов. Ну и везунчики еше, это когда от тебя мало что зависит.