Книга Тотем и табу - Зигмунд Фрейд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видится возможным допустить, что сущность тотемизма и экзогамии проще всего постичь через изучение истории их возникновения, будь таковое изучение вообразимым. Но здесь нельзя забывать предупреждение Эндрю Лэнга: даже первобытные народы не сохранили в первоначальной форме ни сами институции, ни условия их появления, а потому мы вынуждены довольствоваться лишь гипотезами – в качестве замены недостатку наблюдений[198]. Отдельные попытки объяснения тотемизма выглядят с точки зрения психолога не слишком убедительными: они чересчур рациональны и не принимают во внимание чувственный характер объясняемых явлений. Другие попытки опираются на предположения, которые не подтвердить наблюдениями, а третьи ссылаются на материал, который лучше поддается иным объяснениям. Опровергнуть подобные взгляды зачастую достаточно просто; авторы по обыкновению оказываются гораздо сильнее в критике соперников, чем в изложении собственных мнений. Плодом большинства рассматриваемых мнений выступает принцип non liquet[199]. Не приходится поэтому удивляться, что в новейшей (по большей части пропущенной нами) литературе по предмету наличествует явное стремление отказаться от некоего общего разрешения проблемы тотемизма как от непрактичного подхода (см., например: Гольденвайзер[200], 1910). В дальнейшем изложении этих различных гипотез я позволил себе не придерживаться хронологической последовательности их выдвижения.
А. Происхождение тотемизма
Вопрос о происхождении тотемизма можно поставить следующим образом: почему первобытные люди стали давать себе (и своим кланам) имена животных, растений и неодушевленных предметов?[201]
Шотландец Макленнан, открывший для науки тотемизм и экзогамию (см.: 1865 и 1869–1870), воздерживался от высказывания какого бы то ни было взгляда на происхождение тотемизма. Согласно Лэнгу (1905), этот ученый некоторое время был склонен выводить тотемизм из обычая татуировки. Я намерен разбить известные теории происхождения тотемизма на три группы: а) номиналистические, б) социологические, в) психологические.
а) Номиналистические теории
Постараюсь далее показать, почему я счел возможным объединить данные теории под таким общим заголовком.
Уже Гарсиласо де ла Вега, потомок перуанских инков[202], написавший в семнадцатом столетии историю своего народа, как будто приписывал известные ему тотемические явления потребности кланов отличаться друг от друга по именам (Лэнг, 1905). Сотни лет спустя к той же мысли пришли снова. Кин[203] (1899) считает, что тотемы суть «геральдические знаки» (heraldic badges), посредством которых индивидуумы, семейства и кланы стремились отличаться друг от друга. Макс Мюллер[204] (1897) высказал схожее мнение о значении тотема (см.: Лэнг, 1903): «Тотем есть клановая метка, затем он становится именем клана, затем именем предка клана, наконец именем того, кому поклоняется клан». Позже Юлиус Пиклер[205] заявил: «Человечество нуждается в постоянных обозначениях, причем таких, которые можно запечатлеть письменно, для сообществ и индивидуумов… Значит, тотемизм происходит не из религиозной, а из повседневной, практической потребности человечества. Ядро тотемизма, именование, есть следствие примитивной техники письма. По свой природе тотем соответствует простейшей пиктограмме. Но дикари, приняв имя животного, постепенно пришли к идее родства с этим животным»[206].
Герберт Спенсер (1870 и 1893) тоже видит в именовании определяющий фактор происхождения тотемизма. Отдельные индивидуумы, говорит он, благодаря личным качествам требуют того, чтобы их называли именами животных; так появились почетные наименования или прозвища, которые перенеслись далее на потомков этих людей. Вследствие смутности и неразделенности примитивных наречий позднейшие поколения стали истолковывать указанные названия как доказательство происхождения от животных. Фактически тотемизм есть неправильно трактуемая форма почитания предков.
Лорд Эйвбери (более известный под своим прежним именем сэр Джон Леббок[207]) приводит почти аналогичное объяснение происхождения тотемизма, правда, не выделяя особо неправильности трактовки. Если, говорит он, мы желаем объяснить почитание животных, то не следует забывать о том, сколь часто человеческие имена заимствуются в животном мире. Дети и потомки человека, носившего прозвище Медведь или Лев, вполне естественным образом превращали это имя в название клана. Отсюда и сложилось, что «само животное рассматривалось сначала с любопытством, затем с уважением и наконец с некоторым благоговением» (Леббок, 1870).
Неопровержимое, как кажется, возражение против возникновения тотемных имен из личных именований приводит Фисон (1880, цитируется у Лэнга, 1905). Опираясь на обычаи австралийцев, он показал, что тотем всегда «есть признак группы, а не отдельного человека». Даже будь иначе, будь тотем именем одного человека, то, раз тотемы наследуются по материнской линии, это имя никогда не передалось бы детям.
Более того, кратко изложенные выше теории явно несостоятельны в целом. Они, быть может, объясняют тот факт, что первобытные люди берут названия животных для своих кланов, но никоим образом не разъясняют значимость самого именования, то есть тотемической системы. Наибольшего внимания из этой группы теорий заслуживает гипотеза Э. Лэнга (1903 и 1905), который тоже отталкивается от тотемного именования, однако вводит в рассмотрение два любопытных психологических фактора – тем самым, возможно, притязая на окончательное разрешение загадки тотемизма.
Эндрю Лэнг полагает, что безразлично, каким образом кланы получили названия животных. Важно лишь учитывать, что в один прекрасный день они осознали, что носят такие имена, о происхождении которых не имелось ни малейшего понятия. Если коротко, происхождение этих имен забылось. Далее они попытались различными способами найти объяснение и принялись строить догадки, а при господствующем среди них убеждении в том, что имена имеют особое значение, они по необходимости должны были прийти к идеям, которые содержатся в тотемической системе. Для первобытных народов, как и для современных дикарей и даже для наших детей (см. выше обсуждение табу), имя есть не что-то безразличное и условное, как кажется нам; нет, это что-то крайне значительное и существенное. Имя человека образует важнейшую составную часть личности – быть может, часть души. Одинаковое имя с животным должно было побудить первобытного человека к мысли о существовании таинственной и весомой связи между личностью и конкретной породой животных. Какой другой могла быть эта связь, как не кровным родством? Едва сходство имен привело к такому выводу, то по прямому следствию из кровного табу появились все тотемные предписания, включая экзогамию. «Именно три перечисленных явления – групповое животное имя неизвестного происхождения, вера в высшую связь между всеми носителями имени, будь то люди или животные, и вера в кровные суеверия – способствовали возникновению всех тотемических верований и практик, включая сюда и экзогамию» (Лэнг, 1905).
Объяснение Лэнга распадается на две части. Первая прослеживает тотемическую систему до психологической необходимости и опирается на факт наличия у тотемов звериных имен (но предполагает, что происхождение
