Книга Вода. Биография, рассказанная человечеством - Джулио Боккалетти

что в итоге привело к конфликту, который пошел на пользу в основном финансовому сектору Лондона. В XX веке такая динамика будет проявляться в других масштабах с другим важным товаром – нефтью.

ВНИЗ ПО НИЛУ В АФРИКУ

Колониализм появился в Африке поздно. К тому моменту он уже успел прийти в Южную Америку и уйти из нее. Африку спасали несколько препятствий: болезни мешали попадать внутрь материка; военное сопротивление местного населения было слишком большим, чтобы пытаться преодолевать его ради выгоды, казавшейся недостаточной; управление колоссальными, но редконаселенными ландшафтами выглядело дорогостоящим делом. Европейские державы в основном «отгрызали» края огромного массива суши, полагаясь на местную сухопутную торговлю товарами и рабами, которых потом отправляли куда-нибудь на судах. Внутренняя Африка казалась недоступной и не особо привлекательной.

Однако во второй половине XIX века все изменилось. Британские изыскатели начали разведку полезных ископаемых по всему континенту, разжигая империалистическое безумие. Тон был задан в 1870-х годах государственным секретарем по делам колоний лордом Кимберли и Сесилом Родсом, создателем добывающей компании De Beers. Обнаруженные ими золото и алмазы вызвали шквал европейских и американских оценок по определению возможностей «коммерческой геологии».

Такие исследователи, как Давид Ливингстон, налаживали отношения с местными африканскими правителями, что способствовало проникновению Великобритании на континент. По той же причине Генри Стэнли, положивший конец вопросу об истоках Нила в 1876 году, стал в конце концов работать на короля Леопольда в Конго, а Сэмюэл Бейкер, первым из европейцев увидевший озеро Альберт, – на хедива[68] Египта. Эти исследования, часто выдаваемые за научную деятельность, были ничем иным, как выражениями заинтересованности и предвестниками хищнической добычи. Африка внезапно стала более чем привлекательной.

Значительная часть начальной колониальной деятельности в Африке проводилась на реках и вокруг них. Стэнли и Ливингстон доказали судоходность водных путей Центральной Африки. В 1873 году Королевское географическое общество отправило экспедицию под руководством Верни Ловетта Камерона. Экспедиция началась на восточном побережье напротив островов Занзибар. Изначальная цель была в том, чтобы добраться до Западной Танзании и найти Ливингстона[69].

Преодолев половину континента, Камерон решил продолжить путь и в конце 1875 года прибыл на побережье Анголы. Он стал первым европейцем, который пересек Африку, пройдя водораздел между Конго и Нилом, а также отыскав истоки и Конго, и Замбези. Он рассказал об огромных богатствах материка и предложил создать систему внутреннего судоходства, которая соединит Замбези и Конго и создаст тем самым беспрецедентный торговый путь.

Увидев такие торговые возможности, король Бельгии Леопольд II создал Африканскую международную ассоциацию под предлогом гуманных и филантропических целей. Эту частную ассоциацию Леопольд финансировал лично. В повести «Сердце тьмы» Джозеф Конрад с некоторой иронией назвал ее «Международным обществом по просвещению дикарей». Леопольд собирался претендовать на огромный кусок Центральной Африки между Сахелем на севере и воображаемой линией между серединой Анголы и Мозамбиком на юге. Сюда входил бассейн Конго, а также великие африканские озера Танганьика, Виктория и Ньяса.

Соперничество между европейскими державами обострилось. Французы быстро заключили сделку с Леопольдом по правам на Конго. Англичане и португальцы, которые вели переговоры об устье реки, оказались отрезанными от внутренних районов. Затем немцы признали притязания Леопольда на все сердце Африки. В условиях так называемой драки за Африку нужно было договариваться.

Для решения этого вопроса немецкий канцлер Отто фон Бисмарк созвал в ноябре 1884 года Берлинскую конференцию европейских держав. Несмотря на то что конференция сосредотачивалась на Конго и Западной Африке, ее итоговый документ – Генеральный акт 1885 года – установил международную схему европейского участия на всем континенте. Явным победителем оказался Леопольд. Король Бельгии закрепил за собой – не за своей страной – владение Свободным государством Конго, огромной территорией, входившей в зону свободной торговли, включавшей, в частности, водораздел Конго – Замбези. Суть вопроса заключалась в судоходстве по этим великим африканским рекам. Глава IV Генерального Акта была Актом о судоходстве по Конго.

В полной мере было применено современное представление о свободе судоходства, зародившееся на Венском конгрессе 1815 года. Когда Европа восстановилась после Наполеоновских войн, Венский конгресс определил режим, который установил, каким образом прибрежные страны могут использовать Дунай, Рейн, Эльбу и Одер. Берлинская конференция просто приняла те же принципы, что установили в Вене. Генеральный акт установил зону свободной торговли, которая охватывала бассейн Конго вплоть до Индийского океана между пятью градусами северной широты и устьем Замбези. Нет ни налога на транзит судов, ни транзитных пошлин на товары, а речной инфраструктурой могут пользоваться все страны. Прибрежные государства могут взимать плату за определенные услуги на реке – например, обслуживание причалов или складов.

Генеральный акт также учредил Международную речную комиссию – орган для надзора за соблюдением такого режима, охраны реки, упорядочивания лоцманских услуг и управления карантином. Она должна была также планировать работы, необходимые для обеспечения навигации на реке, задействовать при необходимости военные корабли соответствующих государств и заключать кредитные соглашения для финансирования своей деятельности. Глобализация XIX века готовилась двинуться по рекам огромного континента.

ВОДНОЕ НАСЛЕДИЕ

Наследие Британской империи было не только экономическим или политическим. Причина, по которой реки считаются ключевыми для исторического развития цивилизации, коренится в попытках Британии оправдать собственный имперский проект.

Государственная религия Британии давала определенное моральное оправдание идее империи. Англиканская церковь восприняла идеи Августина о христианском содружестве, которые прекрасно подходили к стремлению империи к всеобщности. Проблема заключалась в том, что труд Августина «О граде Божьем» (De Civitate Dei) и длинное поучительное повествование Эдварда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» отразили тысячелетнее беспокойство о том, как может рассеяться имперское наследие. Религия тут имела значение, и давнее прошлое несло как оправдание, так и тревожные для Британии признаки.

Не на их стороне была и наука XIX века. «Происхождение видов» Дарвина ликвидировало необходимость прибегать для объяснения к более высокому интеллекту. В частности, естественный отбор, похоже, давал правдоподобное объяснение различных человеческих фенотипов, в то время как в обществе доминировала библейская полигенная теория, оправдывавшая рабство, – идея о том, что люди принадлежат к разным расам, происходящим от отдельных детей Ноя – Сима, Хама и Иафета. Если морали империи требовалось пережить натиск дарвинизма, то оказывались крайне необходимы вещественные доказательства библейских повествований. На протяжении большей части XIX века рос интерес к подтверждению Библии, активизировались попытки идентифицировать древние руины, чтобы проверить и подтвердить библейские тексты.

Военные и дипломаты вели работы на Ближнем Востоке, откуда должна исходить большая часть доказательств. Генерал-майор Генри Роулинсон был классическим порождением имперской геополитики. Вначале он стал офицером в Британской Ост-Индской империи, но у него появился интерес к персидскому языку. В итоге это привело к тому, что Роулинсон оказался в Персии, где обучал армию шаха.

В горах около города Керманшах Роулинсон впервые встретился с клинописными надписями. На скале Бехистун он нашел многоязычную надпись времен Дария