Книга Записки об Индии - Клод Гюго

Испугавшись, мы ушли из пролива.

С мая по октябрь мы оставались на Иль-де-Франсе.

Когда мы туда прибыли, к властям этого острова обратились десять офицеров, пожелавших присоединиться к нашему отряду. Во время пребывания там по просьбе командира нам были присланы еще 2 офицера, а упомянутые 10 человек были отправлены в Пондишери на различных кораблях с тем, чтобы ожидать там новых приказаний. (Никто из них так и не соединился с армией, кроме капитана, г-на Делашера, который прибыл уже после гибели г-на Хюгеля, но оставался там недолго.) Один из наших 10 офицеров был оставлен на Иль-де-Франсе: из-за протестов остальных девяти его товарищей наш командир решил не отправлять его в Пондишери.

Один из двух новых, присоединившихся к нам офицеров, капитан кавалерии г-н Рюссель был отправлен в Пондишери[307]. Он прибыл в армию только после смерти г-на Хюгеля, т. е. в 1772 г.

Наш отряд пополнился за счет лейтенанта кавалерии Бутено и креола Шевалье де ла Роша. Таким образом, когда мы покинули Иль-де-Франс, нас было 10 человек.

Мы отплыли на хорошо вооруженном и легко управляемом королевском судне “Маскарен”. Интендант г-н Пуар снабжал нашу группу, не допуская никаких злоупотреблений. Этот честный патриот проявил большую проницательность во время нашей экспедиции, предсказав все наши несчастья. Я видел, как он вел себя в течение тех четырех месяцев, что мы провели на Иль-де-Франсе, и не могу не воздать ему должное.

На корабле у нас было четыре четырехдюймовые пушки на лафетах и порох. Из Европы мы захватили 500 ружей, сабли и т. п.

Мы побывали в Маскате, в Аравии, и обошли архипелаг Сейшельских островов, остров Святой Анны и другие.

В Маскате, где мы пробыли 17 дней, владельцы судна заключили весьма выгодные сделки. Оттуда мы направились в Гоа и стали на якорь на реке у побережья Панжи[308]. Там мы выдавали себя, так же как в Бордо и в Маскате, за врачей, аптекарей, писцов и т. д.

В Маскате мы встретили одного провансальца по фамилии Мэстр[309], который утверждал, будто бы он — полковник французской службы, посланный к одному из индийских правителей. Он прибыл с караваном, состоящим примерно из сорока животных, как четвероногих, так и двуногих. Этот человек захотел повидать нашего главного врача. Я сопровождал его в качестве аптекаря из любопытства, желая видеть, что там произойдет. К счастью, больной не нуждался в нашей помощи; когда мы навели о нем справки, мы узнали, что он лечил людей от венерических болезней. Его пациентом стал первый помощник капитана нашего корабля.

В Маскате Мэстр объявил себя банкротом и спасся бегством по морю. Арабы преследовали его и в Мангопоре предъявили ему иск. Он стал умолять Набаба о покровительстве, и тот соблаговолил помиловать его. По ходатайству г-на Хюгеля Набаб дал ему немного денег... Ему было приказано покинуть страну в 24 часа. Кредиторы продали его верблюдов, коней и т. п.

В Гоа мы узнали, что Айдер-Али-Кам недавно заключил мир с англичанами и что они согласились выплатить ему 9 лакков рупий в три срока. Мы узнали также, что Айдер-Али-Кам захватил Малабар, низложил императора Шерикеля, разрешил англичанам обосноваться в Опоре и что он готовится к войне с мараттами. Эти новости расстроили все наши планы! Мы оставались в Гоа 22 дня и отбыли оттуда 1 января 1771 г. на небольшом груженном солью местном судне с высокими бортами из плетеного бамбука, через которые вода проникала по 12 пусов[310] в час. На единственной мачте этого хрупкого сооружения висел треугольный дырявый парус. Обслуживали это суденышко 12 чернокожих.

Хотя при отъезде португальцы предупреждали нас о пиратах, наш командир ничего не хотел слушать.

Мы сделали остановку в принадлежащем португальцам заливе Канегон и запаслись там продовольствием и питьем.

2 января мы зашли в порт Карвар, где нам следовало ожидать распоряжений Набаба. Там нас снова предупредили о том, что мы можем попасть в руки пиратов, но наш командир все равно приказал сниматься с якоря.

Чернокожие матросы боялись, что нас захватят корабли Айдер-Али-Кама, так как считали, что мы — англичане. Они имели основания так думать, поскольку мы сторговались о доставке нас в Телличерри — порт, принадлежащий Англии.

Пятого вечером мы были внезапно разбужены семью или восемью пушечными выстрелами; стреляли по нас с трех гальветт. Пираты громко кричали хозяину нашего судна, требуя, чтобы он салютовал в честь Набаба. Это было сделано. Охваченный страхом хозяин спустил парус и сказал нам, что гальветты принадлежат Набабу и нас захватят в плен вместе со всем имуществом, если узнают, что мы — англичане, а пропуска от Набаба у него нет. Г-н Хюгель успокаивал его, как только мог. В это время к нам подошла одна гальветта и оттуда потребовали, чтобы хозяин нашего судна перешел к ним на борт для проверки пропусков, что и было выполнено. Мы же на палубе не показывались. Вечером мы спокойно улеглись спать; ведь наш начальник уверял нас, что пиратов вблизи портов Набаба бояться нечего.

При свете заходящего солнца мы ясно увидели между нами и сушей, на расстоянии примерно 2 1/2 лье, три гальветты, державшие курс на север. Мы видели также, как они повернулись к нам бортами, но это не вызвало у нас беспокойства: наш командир уверил нас, что мы в безопасности.

Пока хозяин нашего судна был на борту гальветты, мы совещались, что же нам делать. Было решено, что мы выдадим себя за английских купцов, и для этого каждый выбрал себе имя, соответствующее новому званию и новому отечеству.

Наш хозяин возвратился на борт и сообщил, что от него потребовали 50 рупий в качестве сбора с иностранцев. Он полагал, что нас отпустят, как только он отдаст их вожаку пиратов, которые, по его словам, бонсело. При этом он приправил свою речь всем, что подсказывали ему страх и алчность.

Мы отдали 50 рупий (позднее мы узнали, что он оставил их себе). При ясном лунном свете мы видели сквозь плетеные борта нашего судна все три окружавшие нас гальветты. Сговорившись с пройдохой-хозяином, пираты принудили нас выйти в открытое море в направлении к северу. Мы спросили одного из наших матросов, который был христианином, зачем это делают, и он ответил нам, что пираты не хотят терять нас из виду до наступления дня.

На следующее утро, после восьми часов, одна из этих гальветт подошла к нашему судну и от нас потребовали, чтобы самый влиятельный из белых перешел