Книга Тарлан - Тагай Мурад

class="p1">Теперь траву читыр[70] раздобыть надо.

Поскакал отец наш в горы. Каменистый склон миновал.

На холме с лошади спрыгнул, поводья отпустил. Тел-пак на затылок сдвинул. На дали дальние поглядел.

Холмы вахшиварские, как клин журавлиный, тянутся. Вершины горбами верблюжьими друг за дружкой встают. Последнего не видать.

В этих холмах-предгорьях травы видимо-невидимо. До пояса вымахала. И волнами-волнами колышется.

От маков пылают холмы, предгорья пылают.

Ходит отец наш по холмам, весне радуется.

Носом запахи нежные втягивает. Вот полынью запахло… Дальше отец наш сквозь запахи весенние идет. А вот и запах от травы, искал которую.

Росточком по колено, цветки ярко-желтые. Стебель зеленовато-белый, листья на нем мелкие-мелкие. Веточек много, и пушистые все.

Вот она, читыр-трава!

Рвет отец читыр-траву, с корнем выдергивает. Сорванная трава еще острее пахнет, нос щекочет.

Две связки читыр-травы на лошадь взвалил, домой прискакал.

На крыше разложил на просушку.

Разбух червь. Кое-как еще листья грызет, больше ленится.

Наконец, уже на листья не глядит. Стал от них отползать-отползать…

Стал вялый, ленивый стал. В сон червя клонит.

Это пятая спячка у червя начинается, последняя.

Длилась спячка эта всего часиков четыре-пять.

Стали отец наш с матушкой проснувшихся червей читыр-травой обкладывать.

Потянулся червь к читыр-траве.

Чтобы кокон прясть, червь долго место не выбирает. Где придется, там и начнет.

Для чего тогда шелководы ему читыр-траву подкладывают?

Одни говорят, что червь запах этой травы любит. Как его учует, так к нему ползет. От этого запаха и прядет хорошо, обильно.

Другие говорят, это от того, что у читыр-травы пушок густой-прегустой. От этого пушка червь хорошо-обильно прядет.

Как бы то ни было, вот уже один червь пополз-пополз, еле-еле до читыр-травы добрался, на стебель залез. До развилки веток дополз. Подходящее для себя место облюбовал.

Как на развилке веток устроился, стал на том месте вращаться, прясть то есть. При каждом обороте нить шелковую из себя вытягивать.

Шелк к густому пушку читыр-травы цепляется, как сеть ткется. Все гуще и гуще сеть, уже с большой палец величиной дом себе наткал…

Дом этот – кокон белоснежный!

22

Никак из дома зловоние от червя не уходило. Ни сядешь из-за него в доме, ни ляжешь. Подмели поскорее отец наш с матушкой дом, помыли. Двери-окна пошире распахнули.

Ничего не помогло!

Еще пару месяцев запах держался, уходить из дома не желал…

Часть IV

Насторожился дед наш. Спину выпрямил, ноги под себя поджал. Колени ладонями сдавил. Чалму на затылок сдвинул.

Ветерок приятно лоб взмокший охлаждает.

Со стороны лошадей сладко свежескошенным клевером тянет.

Поглядел дед в сторону, откуда сыч, вестник ночи, прокричал.

Человеческого голоса не слыхать.

В лунный луч дед наш вгляделся. Говорит задумчиво: – Наверное, урюка-паданца по арыку больше не плывет, детвора и бродит вдоль забора. А попросить урюк стесняется. Стоит и сторожит, где арык со двора вытекает. А ветер слабый, урюк не падает. Ладно, только чтоб не заметили, сам ветром поработаю, урючину тихо-тихо потрясу. Урюк градом и посыплется… С улицы и послышится: «Лови, вылавливай!»

1

Вроде как полдень…

В тени тутового дерева Олапар устроился. Морду в передние лапы уткнул, на воду глядит.

В арыке, что у стены журчит, то одно красное яблоко проплывет, то другое.

Олапар ухо навострил, за яблоками плывущими наблюдает.

Съесть, не съесть – не решит никак, снова морду на лапы кладет.

Неподалеку от Олапара девочки в кружок уселись, в «босмалым» играют.

Одна девчушка пять камушков держит, с черешню величиной, два справа, два слева положила. Один камушек, который в ладони остался, вверх бросила. Ладонью по земле хлопнула, наружной стороной ладони падающий камушек поймала. С нее ловко и легко камушек на ладонь перебросила.

Девчушка эта… матушки нашей дочка!

Вот только матушка… имени дочки не знает.

А девочка все играет в «босмалым» да играет. В легкие виды «босмалым» сыграла, стала посложнее играть: в «дахмана», в «улуг», «эшала», «эшон-кузым», «шелестяшку», «маленькую», «большую», «культепа», «хлопок по земле», «завороты», в «невесту»…

Под конец игры в «невесту» правила совсем сложные. То так девочка камешек подкинет, то сяк – этот вид игры точно на фокус какой похож, – быстро-быстро приговаривает:

– Невеста – раз, невеста – два, невеста – три…

По три раза в почти во все виды сыграла, в «улуг» и «большую» – по шесть раз, в «эшон-кузым» – по девять. Ни разу камешек не выронила, ни разу не ошиблась. Если хоть раз неправильно камешек поймает или со счета собьется, очередь к другой девчушке, которая в «босмалым» играет, должна перейти…

Вздрогнула матушка Аймомо, проснулась. Лежит, простоволосая, на топчане. Платком, по подушке разостланным, прикрылась. Одеяло сбившееся коленями обхватила. Заспанные глаза трет, вокруг озирается.

Стемнело. Редкие звезды появились.

Соседки Рабии дочка плачет всё.

«Эх, не могла чуть позже заплакать… – расстроилась матушка. – Так кого же я видела? Сына или дочку?

Дочку видела, доченьку! В “босмалым” же играла…»

Потянулась, зевнула:

– Ну, ладно, пусть дочка будет…

Отец наш, рядом лежавший, глаза открыл:

– Что такое, бредишь, что ли?

– Нет, Рабии дочушка разбудила.

– Да плаксивая она, дурная.

– Не говорите так…

– Тихо, дай поспать еще.

Замолчала матушка, глаза прикрыла.

«До рассвета далеко, – думает. – Может, еще конец сна досмотрю. Хоть узнаю, как доченьку звать-то…»

2

Стали осенью кишмиш заготавливать.

Отец наш прежде на своем подсобном участке кишмишом занялся.

Урожай знатный выдался. Пятьсот кило кишмиша заготовил.

Две самоплетные корзинки в обнимку обхватил, на колхозную заготовку кишмиша отправился.

Колышек для коня вбил, где арбузные плети.

Переметную сумку на плечо повесил, на виноградник зашел.

На участках старики рядком виноград собирают.

– Полного хирмана! – приветствует их отец наш.

– И недырявого кармана! – отвечают старцы.

Отец наш скорее на свой участок пошел.

Виноградные грозди с легким хрустом срезает, в корзинки укладывает.

Паренек с плетеной торбой виноград к началу участка относит, складывает.

Отец наш одну за другой корзинки в торбу высыпает.

Переполнилась торба виноградом.

Паренек чапан на спине задрал, по самый загорбок. Другую руку в поясницу упер, согнулся.

Отец наш кило где-то пятьдесят в чапан пареньку вывалил.

Паренек петляя, как змея, на пригорок взбираться стал.

3

На пригорке женщины-девчата в кружок сели, виноград чистят.

Матушка наша в левую коленку локтем уперлась, тоже чистит.

Лицо матушки осунулось. Все вчерашний сон перед глазами стоит.

Рядом тетка Барчин сидит.

– Что, подруженька… пока старания ваши плода не дали? – тихонько матушку Аймомо спрашивает.

– Не дали… – Матушка совсем сникла.

– Ай, подруженька, спросить ведь беды нет… Что-то хоть для этого делаете?

– Бывает иногда.

– Как это «иногда»?! Нельзя