Книга Плохая война - Борис Вячеславович Конофальский

праздником, – отвечала Элеонора Августа.

– Ах да, – вспомнил Волков, – с праздником Святого Рождества, господин бургомистр. И вас, госпожа моя.

– Вспомнили наконец про жену, что Богом вам вручена, – с легким укором заговорила госпожа Эшбахт. – Не пойди я искать места сама, так сидела бы до сих пор в карете перед храмом.

– Ах, простите меня, госпожа, – вступился за Волкова бургомистр. Он даже руку к груди приложил. – То моя оплошность.

– Нет-нет, то оплошность не ваша, господин Виллегунд, – говорила Элеонора Августа с улыбкой. – Господин мой часто про меня забывает; будь я, к примеру, дорогой кобылой или горским еретиком, мужа я видела бы много чаще, так как нет у него больше интересов, чем разбираться в лошадях да воевать.

При этом госпожа Эшбахт вдруг положила свою руку на руку Волкова. Не то чтобы сие было предосудительно, любови и ласке положено быть промеж супругов. Но то случилось в церкви, а еще то было весьма удивительно для Волкова. Жену просто не узнать в последнее время. Кавалер не удивился бы, если бы выяснилось, что она что-то задумала. Руки он, конечно, не отнял, но насторожился, хотя бургомистр принялся его хвалить:

– Уж простите его, госпожа, но воинское дело есть труднейшее из всех дел, что даны Господом человеку, а в воинском деле мало кому то удалось сделать, что мужу вашему. Ибо злейшему из врагов наших он неоднократно указывал место его.

– Да, в войнах и поединках ему равных мало, – неожиданно согласилась жена. – Жаль, что не так он куртуазен и галантен, как храбр в поединках и умел в войне.

– Каждому свое, госпожа, каждому свое, – отвечал ей бургомистр.

После этого разговора Волков еще больше убедился в том, что жена что-то замышляет. Возможно, ему еще аукнется чертов Шауберг. Даже из могилы.

А тут вдруг красиво и стройно запели хоры, и епископ, в лучшем своем наряде, не без помощи молодых служек взобрался на кафедру и начал праздничную мессу. Рождество все-таки. А Волков, наклонившись к бургомистру, спросил тихо, чтобы не мешать другим слушать мессу:

– Кажется, после мессы будет пир?

– Как водится, господин фон Эшбахт, как водится. У нас же сегодня два праздника сразу.

– Будьте добры, проследите, чтобы на пиру мой первый офицер Брюнхвальд получил должное место.

– Непременно, я сам прослежу за этим.

И тогда Волков сказал ему то, из-за чего он этот разговор и начал:

– А еще найдите подобающее место на пиру госпоже Ланге.

– Не та ли это госпожа Ланге, что была при доме Маленов раньше? – спрашивал господин Виллегунд.

– Именно та, сейчас она при моем доме состоит, со мною приехала.

– Не волнуйтесь, кавалер, мы найдем подобающее место и вашему первому офицеру, и госпоже Ланге, – заверил бургомистр.

Глава 20

После мессы все стали выходить на площадь, важные городские господа шли кланяться к Волкову. Бургомистр и епископ, а также госпожа Эшбахт стояли рядом с ним. Отец Теодор, чуть позади, представлял ему городских господ, многих из которых кавалер уже знал, а кое-кому был и денег должен. Помнил он и Фейлингов. Как раз это семейство шло к нему здороваться. Двое юношей из этого дома, что состояли при нем, были сейчас при семье. Волков чуть повернул голову и негромко спросил бургомистра:

– А как зовут Фейлинга?

– Фердинанд, – так же негромко отвечал бургомистр.

Вот он-то и нужен был Волкову. Фердинанд Фейлинг и весь его дом должны были стать союзниками кавалера в Малене. Вторыми после святого отца Теодора. Волков при приближении Фердинанда Фейлинга протянул ему обе руки, как другу старому и сердечному. Фердинанд хотел ему кланяться, но кавалер притянул его к себе и обнял.

– Рад видеть вас, друг мой, – говорил Волков.

– И я… И мы… – Фейлинг даже растерялся от такой ласки. – Вот, всей семьей решили засвидетельствовать почтение. Это моя жена Изабелла.

– Госпожа Эшбахт, – скромно представил свою супругу кавалер.

Дамы улыбались, приседали в книксенах, однако Элеонора Августа делала это вежливо, но снисходительно: все-таки она дочь графа.

– Рад сообщить вам, друг мой, что очень доволен вашими сыновьями Куртом и Эрнстом.

– То мои племянники, – поправил Фейлинг.

– Ах вот как!

– Но любимые, любимые племянники, – заверил дядя молодых людей. – Такие любимые, что иной раз люблю их больше, чем собственных сыновей.

Все поняли, что это господин Фейлинг так шутит. Все засмеялись. И как ни хотелось Волкову продолжить разговор с Фейлингом, но к нему уже шли другие важные люди здороваться.

Раскланявшись с очередной влиятельной семьей Малена, Волков, все еще думая о нужной для него встрече с Фейлингом, снова повернулся к бургомистру:

– А во сколько закончатся праздники?

– Завтра закончатся, – сообщил ему господин Виллегунд.

– Завтра? – удивился кавалер.

– Завтра, завтра, – повторил бургомистр, – сегодня у нас будет рождественский обед, а завтра пир в вашу честь, смотр городского ополчения и бал.

– Ах вот как.

Волков сразу стал подсчитывать, во сколько ему обойдется постой и прокорм солдат, офицеров и господ из выезда. Он продолжал улыбаться и кланялся очередным важным горожанам, хотя ему хотелось скривиться. А бургомистр, словно прочтя его мысли, прошептал ему:

– Не извольте беспокоиться, господин кавалер, солдат ваших мы разместим в городских казармах, на то уже даны распоряжения, а господа офицеры получат приглашения на ночлег от лучших домов города. Очень рассчитываю на то, что вы и ваша досточтимая супруга согласитесь принять мое приглашение.

С одной стороны, это было приятно, но с другой… Волков не хотел оставаться один, без солдат или хотя бы офицеров. Кто знает, что у этих горожан на уме. Он покосился на епископа, это был единственный человек, которому кавалер доверял всецело. И старый умный поп сразу понял его взгляд и сказал бургомистру:

– Сын мой, на правах духовника господина Эшбахта прошу вас уступить мне право быть гостеприимным хозяином.

– Прошу простить меня, господин Виллегунд, – продолжил Волков, – но я очень скучаю по наставлениям святого отца и давно хотел поговорить о делах духовных.

Виллегунд безропотно поклонился. На том разговор и закончился бы, не вступи в него Элеонора Августа:

– Отчего же нам, как бездомным бродягам, искать чужого крова, когда у нас тут есть свой большой дом, где все ваши офицеры смогут разместиться?

– То не мой дом, – произнес кавалер сдержанно, – то дом вашего отца.

Ночевать в доме, хозяин которого твой откровенный недруг, ему совсем не хотелось.

– Как пожелаете, муж мой, – с несвойственным для нее смирением произнесла Элеонора Августа.

Они еще долго здоровались с городскими нобилями, прежде чем все закончилось и все господа под все тот же шум направились в городскую ратушу. Пошли пешком, даже епископ шел сам,