Книга Помни меня - Фири Макфолен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумрачная девушка, брызгая слюной, заявляет, что это возмутительно.
– Вы работаете в индустрии сервиса – и не можете придумать какой-нибудь рецепт? Значит, я должна остаться голодной в Рождество? И это при том, что моя фирма оплачивает мой праздничный ланч?
Как будто я Джейми Оливер, а она Оливер Твист! Затем она указывает на текст, набранный курсивом в самом конце меню, который гласит: «Если вы не увидите здесь того, что любите, пожалуйста, скажите нам – и мы приложим все усилия, чтобы исполнить ваши желания!»
В эту минуту я могла бы проткнуть вертелом того простака, которому пришло в голову написать этот бред в меню, потому что это мило звучит. Ему и в голову не пришло, что таким образом он дает зеленый свет всем придуркам и нытикам. И это в наши дни, когда многие помешаны на диетах и здоровом питании.
– Сейчас в кафе большой наплыв, и число вариантов у вас очень ограничено, – говорю я с улыбкой, скрежеща зубами.
– О, так значит, это МОЯ ВИНА, – отвечает она. Теперь к нашему разговору прислушивается уже весь зал.
Я жду, пока она успокоится, хотя знаю, что она никогда не успокоится.
– Что же я тогда должна есть? – осведомляется она.
– Поскольку вы не предупредили нас заранее, есть предел и нашим возможностям.
– Нет никакого «предела», вы просто ни на что не способны! Ничего не можете приготовить для вегана! И это в наше время! Пожалуйста, я хочу побеседовать с вашим управляющим.
Нашего управляющего не было на месте, поскольку он болел. Я так и сказала клиентке.
Я смотрю в зрительный зал. К счастью, на глаза мне попадается Рэв, у которого улыбка от уха до уха. Он поднимает вверх большие пальцы.
– Теперь выражают недовольство остальные клиенты за этим столом, так как я не имею возможности принять у них заказ, пока не разрешится конфликт. А я не могу взять из воздуха ризотто на кокосовом молоке, приправленное сиротскими слезами.
В панике я спрашиваю:
– Как насчет салата из огурцов?
Она соглашается на салат из огурцов, но при этом злобно шипит, и тон у нее раздраженный.
Я возвращаюсь на кухню. Повара в ЯРОСТИ, оттого что я позволила кому-то заказать блюдо, которого нет в меню, в то время как они недвусмысленно отказались удовлетворить это требование. Много крика и шума – и снова резкий отказ. Но я же ей обещала, что она получит салат. До чего же тяжело проходить между Сциллой и Харибдой!
Итак, кончается тем, что я готовлю салат сама, а повара нарочно толпятся вокруг меня. Их очень злит, что я отсвечиваю на кухне. Я подаю салат, и у клиентки такой вид, будто я вымазала свою руку в дерьме и пытаюсь обменяться с ней рукопожатием.
Смех в зале. Настоящий, искренний смех.
– Она не дотрагивается до салата. Все клиенты за этим столом не оставляют чаевых и удаляются, кидая на меня сердитые взгляды. Через две недели меня уволили, потому что «нам не нужно столько сотрудников, когда кончился наплыв». Нет, конечно, это ни в коем случае не из-за того, что та женщина прислала жалобу на «поведение вашей официантки», а ее фирма регулярно тратит деньги в этом кафе, и у них там открыт счет. Нет, ничего подобного! Мне пришлось продать кое-что из своих рождественских подарков, чтобы заплатить за квартиру. И вот несколько недель спустя я сталкиваюсь с этой женщиной на улице. Она пожирает мятное мороженое с шоколадной крошкой. – Я кланяюсь. – Конец.
Зал взрывается аплодисментами. Я схожу со сцены и делаю глоток «Просекко». Украдкой бросив взгляд в сторону столика жюри, я вижу, что даже мистер Кит слегка хлопает в ладоши.
– Я выбрала правильную историю? – осторожно спрашиваю я Гарета, расплывшегося в улыбке.
– Если вы хотите стать победителем конкурса, то я скажу: «Да».
22
Я полагала, что ни к чему устраивать свой стендап-дебют во время рабочей смены: это слишком большое напряжение. Но оказалось, что вернуться в бар и уверенно произнести: «Кто следующий, пожалуйста!» – хороший способ справиться с нервным возбуждением после выступления на сцене.
– Эй, иди-ка сюда! – зовет меня Девлин, следуя за посетителями, выходящими из зала. Он неловко заключает меня в объятия за барной стойкой. – Ни в одном из моих пабов так не смеялись с тех пор, как случайно просочились мои фото, на которых я голышом. Люк, эта девушка была потрясающей.
Возле нас оказывается Лукас, у которого в руках коробка с лимонами. Он слегка кивает. Ну что же, спасибо и на этом.
– Ты победила? – спрашивает он.
– Пока не выяснилось: нужно было подождать последнее выступление, – объясняет Девлин. – Ты сделаешь их всех, правда?
– Да, таков был план. – Я пожимаю плечами и улыбаюсь. – Если только я не провалилась.
– Это было совершенно не похоже на провал.
Посмотрев на меня, Лукас отводит взгляд.
И вдруг у меня возникает дежавю. Настороженное выражение его лица напоминает взгляд, которым он однажды посмотрел на меня. Нам тогда нужно было вместе представить эссе на тему: «Грозовой перевал» – это история искупления или отчаяния?» Я процитировала Лукаса без его разрешения, отклонившись от сценария, чтобы вызвать смех.
Тогда, в классе, на его лице было написано: «Кто же ты такая?» Но с какой стати такое выражение лица сейчас? Конечно, он не знает, кто я. Может быть, у людей всю жизнь одинаковое выражение лица, один и тот же тик, и я просто что-то себе выдумываю.
– Это реальная история или ты ее придумала? – спрашивает Дев, вталкивая меня в зал.
– К сожалению, реальная. Я бы предпочла, чтобы подобного со мной не случалось.
Это избитый анекдот, несколько отшлифованный. Вот в чем проблема с моей жизнью: она создает слишком много анекдотов и больше ничего. Никому не хочется быть несчастным, чтобы оставить после себя смешные и удивительно грустные мемуары, как Кеннет Уильямс[70].
– Это был рассказ о вегане, Люк, – говорит Дев.
Однако у Лукаса избирательный слух: он игнорирует Девлина ради нового посетителя. Несмотря на эйфорию, у меня мелькает мысль: «Почему он не может порадоваться за меня?»
– Вот она! – Рэв ведет за собой Клем, Джо, Эстер и Марка, приближаясь к бару. – Действительно хороший выбор, Джордж, и идеально рассчитано по времени.
Они хором говорят о том, какое получили удовольствие, и я купаюсь в лучах славы. Правда, нужно сделать скидку на то, что 1) они меня знают и 2) они рады, что я ничего не учудила. Но в остатке – подлинное восхищение. Я сияю, и это непривычное чувство, подобное