Книга НКВД. Война с неведомым - Александр Бушков

В конце концов один – был там такой Богдан – начал средьбела дня зазывать меня к ним в казарму. Стоит, ухмыляется гнусненько, цедитсквозь зубы:

– Нехорошо, Надийка, нехорошо. С немцем, значит, можнокохаться, а с братом-славянином – гонор мешает? Ничего, дай срок… Я таких, сгонором, перевалял немало…

Положение наступило самое безвыходное. Хоть в петлю. Паульне дает проходу, в деревне черт знает что болтают, полицаи начинают в стойкустановиться… А я – девчонка девчонкой, обревелась… Ходила даже к бабе Марьяне,просила что-то нибудь сделать. Она только повздыхала и призналась, что такогоне умеет. Ни присушивать, ни отваживать. Есть люди, которые умеют, но она их незнает…

И однажды Пауль меня подловил там, где я и не ожидала. Былтакой узенький проход – меж заброшенным польским костелом и лесочком наеврейском кладбище, тоже заброшенном. Как бы ямка или канава – с одной сторонывысоченный фундамент костела, с другой навалены старые еврейские надгробныеплиты, уже стершиеся…

Он вынырнул, как чертик из коробочки. Чуть подвыпивши. Сходуприжал меня к фундаменту, к камням. И стал подступать уже без дураков, совсемсерьезно. Губы искусал, и вообще… Уже никаких прибауточек. Шепчет на ухо, чтосейчас мы с ним пойдем в костел, так что получится у нас и венчание, и брачнаяночь, все сразу…

Я, конечно, пыталась выдираться, как могла, но куда девчонкепротив сильного молодого мужика, которому к тому же бояться нечего…

Еще чуть-чуть – и он бы меня затащил в костел. Но тут, намое счастье, появился Хуберт. Вернее, сначала подбежала Берта. Начала прыгатьвокруг нас, визжать – она же меня более-менее знала, обрадовалась…

Пауль сгоряча ка-ак врежет ей сапогом… Она отскочила,поджимает лапу, скулит… А тут и Хуберт подошел. Уже издали рявкнул что-тоПаулю – определенно видел, как тот пнул собаку, а таких вещей Хуберт терпеть немог. Любил животных. По-моему, больше, чем людей.

Он, конечно, сразу понял, что тут у нас происходит. Не нужнобыть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, на нас с Паулем глядя…

Вообще-то, я тогда же подумала, Хуберт вовсе даже необязательно будет меня спасать. Кто я ему, если подумать? Он был, конечно, незлой, но это еще вовсе не означает, что он был душевный. К малышам относилсяхорошо, но я-то уже давно не ребеночек. И потом, оба они – немцы… Кто егознает.

Берта все скулила, показывала мне лапу, знаете, как этособаки делают. Я присела, стала ее гладить – и жалко было по-настоящему, и,честно скажу, хотелось как-то подлизаться к Хуберту. Он ведь видел, как Паульего собаку пнул…

Начался у них разговор. Я ничего не понимала, но, судя поинтонациям, Хуберт ему сначала пенял за собаку, а тот оправдывался – мол,нечаянно вышло… Сразу ведь видно по жестам, по прочему, тут языка не надознать…

Потом, видно было, заговорили обо мне. Хуберт ему что-тоговорил с подковырочкой, а Пауль гоношился – мол, твое-то какое дело?

Тут была своя тонкость, я ее к тому времени уже понимала.Пауль был, конечно, рядовым, а Хуберт – фельдфебелем, это у немцев не малозначило. Но Хуберт был Паулю не начальник, он командовал только своимиветеринарами, а Пауль числился по какой-то другой службе…

Не знаю, что они там друг другу говорили, но Пауль в концеконцов махнул рукой, плюнул, повернулся и зашагал прочь – насвистывает с такимвидом, будто ничего особенного и не произошло… Обернулся, подмигнул мне, сказалпо-польски что-то насчет того, что цыплят по осени считают, и ничего-то у нас сним не закончено, он еще свое возьмет…

А Хуберт что-то такое свое думал. Потом помахал мне: «Ком,ком!» Я и поплелась за ним – а что еще оставалось?

Я до сих пор не знаю, почему он мне помог. Может быть, вовсеи не меня жалел – а хотел отомстить Паулю за собаку. Или все дело в бабеМарьяне, он же с ней приятельствовал… В конце концов, какая разница? Главное,помог…

Он меня привел на окраину деревни, к мастерским. Я их всевремя называю «мастерскими», но это был целый городок – сами мастерскиеогромные, гаражи, жилые дома, и те, что стояли до войны, и те, походные, чтонемцы поставили – сборные, из щитов. Емкости с горючим, склады запчастей…Большое было хозяйство.

Внутрь, мимо часового, он меня и не собирался вести. Показална пальцах, чтобы ждала в отдалении. Я и ждала.

Он вернулся минут через пять. Вынул какой-то маленькиймешочек из самой обыкновенной холстинки. Подозвал Берту, ножничкамиосторожненько отстриг у нее немного шерсти, перевязал ее черной ниткой, плотно,старательно. Положил в мешочек, его тоже завязал очень тщательно, наглухо.Подозвал другого немца, я его немного знала – он похаживал к одной разведенкечерез пять домов от нас. Хлипкий такой, очкастый. Сам он руками не работал, былу немцев кем-то вроде учетчика – постоянно с бумагами, что-то проверяет поведомостям, какие-то списки составляет… Он более-менее навострился… даже непо-русски – болтал на трасянке[17] очень даже прилично.Безобидный был, пьющий…

Хуберт ему что-то сказал, и тот перевел: мол, геррфельдфебель велит постоянно носить это с собой, и все будет хорошо. Хубертсунул мне мешочек в руку, махнул небрежно: мол, проваливай…

Мешочек я сунула в карман жакетки, а когда отошла подальше,достала и рассмотрела как следует. Обыкновенная холстинка. Завязана так, чтоузел и зубами не распутаешь – а впрочем, я как-то так сразу и поняла, чторазвязывать его не следует… Там, внутри судя на ощупь, была не только собачьяшерсть – что-то твердое, вроде корешков или сучочков.

Первым делом я кинулась к бабе Марьяне – и все ейрассказала. Она, такое впечатление, ничуть не удивилась. Сказала:

– Значит, так и носи при себе. И развязывать не вздумай…

И вы знаете… Подействовало! Пауля я с тех пор видела разадва за месяц, и то издали, он ко мне и близко не подходил, отвернется, будтонезнаком или вообще не видит, быстренько отойдет. И полицаи отстали. Начисто.Так хорошо было…

Я не сомневаюсь, что все дело в Хубертовом мешочке.Благодаря мешочку… Приказать Паулю Хуберт не мог, когда Пауль уходил, онопределенно нацелился продолжать… И полицаям Хуберт был не начальник. Кто онвообще был? По-нашему, приблизительно ротный старшина, и только….

Через месяц мать мне как-то выхлопотала пропуск и отправилак тетке в город, от греха подальше. Я ей, конечно, рассказала про мешочек, ноона, видимо, подумала, что, как бы там ни было, а в городке будет спокойнее…

В городке у меня за полтора месяца хватало невзгод, конечно– но не особенно тяжелых. Полное впечатление, что Хубертов мешочек и там работал.Благополучно выпутывалась пару раз из тяжелых ситуаций, когда кончиться моглопо-всякому. И потом, перед самым освобождением, когда немцы угоняли молодежь вГерманию, меня это как-то обошло, к тетке в дом так никто и не пришел, хотя я вуправе по тому именно адресу была зарегистрирована…