Книга Клятва золотого дракона - Ирина Лазаренко

Стражи смотрели на Корзу с превеликим презрением. Один из них невозмутимо отирал лезвие топора.

– Никто не смеет говорить, будто король Югрунн Слышатель ошибается, – чопорно сообщил Ндар лежащему перед его столом телу Ахнира Талая.

6.1

– О-о! – потрясённо шептал Гилли и, открыв рот, пялился вверх, пока не запнулся о собственную ногу, едва не рухнув на камни.

Пещера была гигантской, такой гигантской, что вершина её терялась над головами, и казалось, будто там, сверху, плавают облака, а может быть, они там и правда плавали. Колонии сияющих грибов росли тут особенно густо, целыми гигантскими коврами, в некоторых местах давая даже некоторый избыток света, от которого глаза совершенно отвыкли за время многодневного похода. Между колониями грибов свисали со стен густые, сочные бороды мха, торчали между камнями пола маленькие корявые… кусты? деревца? Тут было гулко и мокро, воздух пах влагой и зеленью, шумела невидимая за валунами вода, и Кьярум знал, что в воде этой водятся рыбы, длинные и гибкие, совсем не похожие на бубарок из обычных подземных рек.

Сколько раз он бывал тут и сколько раз жалел, что подобных пещер нет в сколько-нибудь разумной близости к Гимблу! Как бы могли развернуться гномы из Сытного квартала, сколько горбачей-шестиногов выпасали бы они здесь, как много бы наловили вкусной рыбы… а может, и съедобные растения из наземного мира прижились бы тут! Кьярум ничего не понимал в растениях, но много раз слышал подобные слова из уст грядовых воителей. Те, кто подольше оставался на базе, в самом деле несколько раз пытались что-то здесь выращивать, но Пеплоед ни разу не задержался на базах достаточно долго, чтобы узнать, вышел ли из тех затей какой-нибудь толк. Наверное, нет: пещеру очень уж обожали мягкопанцирные жуки и прыгуны, приходилось даже строить подвесные мосты, чтобы проходить над местами их охотничьих угодий и гнездовищ и, чтобы отвоевать у живности место для земледелия в подземьях, требовалось перестать быть воителями с хробоидами, исследователями затерянных городов и превратиться сначала в воителей с жуками, а потом – в тех, кого наземники называют «фермерами».

По правде говоря, Кьярум всю дорогу тревожился, что найдёт тут новое поселение, а то и целый город гномов – бывших грядовых воителей, которые стали-таки «фермерами», потому выдохнул с облегчением, когда не увидел ничего подобного, во всяком случае, в первом приближении.

Правда, тут же принялся тревожиться насчет того, что воители пропали, сгинули, ушли наружу.

Подвесные мосты куда-то подевались, и Пеплоед тут же нашел целых два возможных объяснения: или воителей тут не было так давно, что все мосты просто порушились, или же они обосновались поселением где-нибудь дальше, не в виду этого входа, и просто разогнали из пещеры всю прочую живность, потому надобность в мостах отпала, и те, снова же, разрушились. Впрочем, там и сям виднелось множество мягкопанцирных жуков, а где жуки, туда и прыгуны должны приходить. А уж что за сила могла бы разогнать хробоидов – это вообще одна ржавая кочерга знает.

Никакая, вскоре понял Пеплоед: его наметанный глаз там-сям различил относительно свежие воронки, притом немало. Достаточно немало, чтобы, выпрыгни сейчас такая тварь из-под земли, им с Гилли пришлось бы бежать в сторону другой воронки, какое направление ни выбери.

А раз всё остаётся по-прежнему, кроме мостов, то всё еще непонятно, какая картина ожидает их с Обжорой там, вдалеке, после короткого коридора за пещерой, выводящего прямо к базе грядовых воителей в Предгорьях Медленной Лавы.

Или всё-таки уже нужно говорить «К бывшей базе»? «К старой базе»? «К заброшенной базе»? «К базе, где тебя ждут только обглоданные прыгунами кости, потому как ты слишком долго собирался в новый поход, жалкое ничтожество, Кьярум Пеплоед»?

– Твою кочергу! – сиплым шепотом ахнул Гилли и вытянул руку, преграждая Кьяруму путь. Второй рукой медленно потащил из ножен свой меч. – Там дракон! Дракон!

Дрожащий палец Обжоры указывал вперед, где среди изломов и оплывов камня угадывалось нечто большое, стройное, головастое, движущееся. Оно сидело на берегу реки и, кажется, плескалось в ней крылами, одновременно помахивая головой.

В первые мгновения Пеплоед тоже ошалел и очнулся только от боли в пальцах, которые бездумно нашарили рукоять Жала и сдавили её, и впились в неё, и продолжали её сдавливать, пока не захрустели. Обжора стоял рядом, обнажив меч, и вытаращенными глазами пялился на дракона, который беспечно плескался в речной воде, скрытый легчайшей туманной дымкой.

– Гилли, – нормальным голосом произнёс тогда Кьярум и ослабил хватку на рукояти Жала. – Не будь остолопом. Это мельница.

Обжора несколько мгновений смотрел на Пеплоеда, ошалело моргая и медленно качая головой, потом сглотнул и, подавшись вперед, стал рассматривать стройное и головастое на берегу реки. Постепенно его лицо из перепуганного становилось озадаченным, в конце концов он сунул меч обратно в ножны и всё тем же сдавленным голосом спросил:

– Ладно, пусть мельница, но она-то откуда тут взялась?

Кьярум сердито засопел, громко прочистил горло. Он ничего не сказал, но выглядел так, словно для него предпочтительней было увидеть на этом месте бешеного дракона, чем безобидную мельницу.

– Пойдём, – велел он и, чуть наклонившись, быстро зашагал вперед, и, хотя сам Кьярум был уверен, что голос его прозвучал равнодушно и вполне спокойно, Гилли явственно встревожился.

Мельница находилось не так уж далеко, но шли они не напрямую. Пеплоед предпочитал обходить гнездовища прыгунов, которые стали попадаться там и сям: судя по завышенным стенкам, которые прыгуны строили вокруг гнезд из земли и мелких камешков, здесь они выводили потомство, а какой же дурак полезет к прыгунячьему гнезду, если там лежат яйца или мелкие прыгуны? Вот же пропасть, а! Если здесь есть такие гнезда, значит, тут нет гномов или, во всяком случае, тут нет гномов в большом числе, иначе они бы давно выжгли всё это непотребство.

На одном из виражей, когда обходили гнездовища между стеной пещеры и грудой валунов, Гилли наступил на дохлого мелкого хробоида, распугав доедающих его маленьких прыгунов, и огласил пещеру воплями. Кьярум даже не стал на него рявкать. Сам едва не обделался, когда увидел в свете лаволампы дохлое червеобразное тело длиной с два собственных и мелких прыгунов, которые, словно спугнутые крысы, выбегали из пасти хробоида: они не могли прогрызть плотную шкуру, или как там называется его оболочка, потому пожирали его изнутри, проникая в тело через рот и постепенно забираясь всё глубже. От хробоида уже почти ничего не осталось (оттого вонь разложения просто смешалась с вонью прыгунячьх гнезд), но Обжора еще долго орал, что ничего омерзительней в своей жизни не видел, что ненавидит всё, живущее в подземьях, и что сейчас заблюёт эту пещеру до самого потолка.

– Мерзость, мерзость, мерзость! – повторял Гилли, и в свете грибов и лаволампы его лицо казалось то изжелта-зеленоватым, то сине-зеленым.

– Не ори, – сухо велел Кьярум. – Тут доораться недолго.