Книга Опомнись, Филомена! - Татьяна Коростышевская

– О Паоле Раффаэле, – подсказал Чезаре.

– Давайте я устрою вам свидание, чтоб загладить вину? Завтра «Нобиле-колледже-рагацце» вывезут на пикник, и тишайший Муэрто вполне сможет присоединиться к нам на острове Николло.

– Чудесная мысль, – согласился супруг. – Раз на завтра уроки отменены, вы останетесь во дворце.

Я замахала руками:

– Нет, нет, Чезаре, так не получится. Ну сами подумайте, если догаресса будет в городе, какой повод у дожа плыть на Николло? А так все решат, что молодожены пользуются случаем побыть вместе. Разве не мило?

– Великолепно. И вы изобретете способ оставить меня с синьориной Паолой наедине?

– О, – улыбнулась я, – Голубка справится без нашей помощи. От меня потребуется лишь не мешать. Ну же, Чезаре, соглашайтесь.

– Кто еще из ваших поклонников приглашен? Азартный, но добродетельный Эдуардо? Шепелявый Лукрецио?

– Только вы, тишайший. Представьте: вы в золотой парче и двадцать восторженных девиц.

Его серенити пружинно встал и вручил мне пустой флакончик.

– Представлю в постели, призывая это чудное видение в свой сон. Вы же, дражайшая супруга, поспешите собрать «Пот саламандры» и перед тем, как присоединиться ко мне на кровати, не забудьте посетить ванную комнату.

Что он имел в виду? Какая еще ванная? Зачем ему в спальне чистая женщина? Он ведь явственно дал мне понять, что после сегодняшней эскапады ко мне не прикоснется? Но, когда я брала из его рук пузырек, пальцы тишайшего на мгновение задержались в моей ладони. Я явственно это ощутила, потому что от прикосновения между нами как будто проскочила искорка, убежавшая по моим венам к затылку. Зачем ванная?

Тревожные размышления не мешали мне споро разгребать золу и, надев перчатки, обнаруженные за каминным выступом, подбирать с обнаженного дна липкие шарики «Пота саламандры». Чикко, наигравшись с новым приятелем, вернулась ко мне и теперь сонно пыхтела у уха.

Флакончик наполнился. Я вернула перчатки на место и, зевая, побрела к себе. Дверь, за которой часом ранее скрылся Чезаре, вывела меня в знакомый коридор. Слуги уже спали, гвардейцы ночной стражи несли службу за пределами крыла. В спальню идти не хотелось. Я поглядывала по сторонам, размышляя, не воспользоваться ли какими-нибудь пустующими покоями, и как-то незаметно очутилась перед задернутым балдахином, за которым уже видел сны тишайший супруг. Он предусмотрительно оставил мне зажженный ночник.

Я посмотрела на свои руки в разводах пепла и копоти, вспомнила, как вытирала ими слезы и ужаснулась. Ванная! Мне нужно умыться и сменить испорченное платье. Потому что, как бы я ни бравировала обнаженной грудью, ложиться в таком виде в постель не собиралась.

Ночник, исполненный в виде изящной башенки с изогнутой крышей, понравился Чикко. Она юркнула на столик, оббежала лампу, примериваясь, и запрыгнула наверх, обернувшись хвостиком вокруг пылающего фитилька. А я поставила рядом с ночником флакон и пошла в ванную. Меня ждала горячая вода и ночная сорочка на плечиках. Еще меня там ждало зеркало, но оно меня не обрадовало. Потому что чумазая девица, отраженная в нем, выглядела прескверно.

Истошно зевая, я сбросила платье, опустилась в воду, подхватила с полочки волосяную щетку, губку для тела и занялась собой, опасаясь заснуть прямо здесь.

Дож принял мои извинения и согласился на сделку. Видимо, любовь с синьориной Раффаэле – вовсе не плод ее воображения. Наверное, равнодушие со стороны Чезаре во время подсмотренного свидания мне почудилось. Я не столь поднаторела в делах любовных, чтоб разбираться в них доподлинно. Может, у Чезаре такая манера обращаться с девицами, отстраненно-задумчивая, а под этой маской клокочет вулкан страстей. А он клокочет. Потому что искорки, долетающие до меня, вполне ощутимы. Что ж, пожелаю счастья влюбленным и займусь своими делами.

Эдуардо. Любовь моя, жизнь моя? А ведь я нешуточно обижена. Даже оскорблена. Мне не хочется слушать его оправдания. Почему? Неужели мои чувства столь поверхностны, что развеются при первом же серьезном испытании? Это ошибка, Филомена. Эдуардо заманили в ловушку, загнали в тупик, из которого он не нашел другого выхода. Поговори с ним, не копи обиду.

Не хочу.

Почему же? Неужели ты, глупенькая островитянка, поддалась очарованию стронцо Чезаре? Тебя впечатлило, как нагло и весело он обвел вокруг пальца противного маркизета? Фоско – шулер, значит, и Чезаре шулер. Прохвост провел прохвоста! Ну просто битва гигантов. Будь Муэрто нормальным дожем, он немедленно позвал бы стражу и нападавших бросили бы в темницу! Вот как поступил бы благородный синьор. Да? И что бы ты, дражайшая Филомена, рассказала на суде? Все. Потому что тебя привели бы к присяге. И тебе пришлось бы лепетать о свидании, которое не заладилось, о том, что сделал Эдуардо. И как бы благодарна тебе после этого была Маура? А командор да Риальто, наверное, прыгал бы от счастья?

Дож Муэрто все правильно сделал. Ты набедокурила, а он все исправил. Отыграл тебя у владельца, как лошадь, как корову, как гнездо каминных саламандр.

Стронцо Чезаре! Ладно, никто не обвинит синьорину Саламандер-Арденте в неблагодарности. Он получит свою Голубку. Синьорина Раффаэле, может быть, не столь непорочна, как пытается показать, но абсолютно точно не будет обнажать грудь и заставлять тишайшего играть в карты на свою лживую персону. Знаешь, Филомена, как бы поступила Паола, окажись она на твоем месте? А никак! Она бы на нем не оказалась.

Раздраженно фыркнув, я с такой силой принялась растираться мочалкой, что кожа горела, как от ожога. Глупая, глупая саламандра. Ты опозорилась. Даже любвеобильный Чезаре теперь не захочет тебя, даже он.

Погодите, а тогда отчего этот оскорбленный синьор велел мне разделить с ним постель? Мало ли во дворце свободных комнат? А потому, дражайшая догаресса, что, узрев хозяйку поутру в чужой спальне, слуги примутся болтать. А тишайший не любит сплетен.

Тяжко вздыхая, я ополоснулась и, выбравшись из ванны, натянула ночную сорочку. Вполне вероятно, что супруг мой, во избежание неприятных ему соприкосновений, положил в постель один из рыцарских мечей, что украшают стены коридора. Или велел остаться рыженькой Ангеле? Ох, только бы девушке не попало за обман.

Пробежав босиком через спальню, я раздернула полог. Меча там не было, постель вообще пустовала. Странно. Я взяла ночник, чтоб рассмотреть смятые простыни. Чикко зевнула и плотнее обняла фитилек. На кровати явно спали, то есть лежали, вмятина на моей подушке, соседняя чуть сдвинута. Я наклонилась пониже. На белом шелке обнаружился женский волос, не рыжий, а насыщенно-синий. Кракен меня раздери!

Рука задрожала, и крошка-мадженте, не удержавшись, скатилась с ночника.

– Чезаре похитили, – негромко сообщила я. – Судя по тому, что по дворцу не топочут сапоги ночных стражей, похищение прошло удачно.

Чикко подпрыгнула, извиваясь в странном танце.

– Поднять тревогу? – размышляла я вслух. – Нет, преступник может запаниковать и причинить дожу вред. Что делать? Я даже не знаю, куда именно его повели. Будь у меня вампирский нос сиятельного Мадичи, можно было бы взять след. Призвать князя? Боюсь, его визит вызовет еще больший переполох. Ладно, у кого еще, кроме вампиров, хороший нюх? У акул? Они преследуют жертву многие мили на запах капельки крови.