Книга Соб@чий глюк - Павел Гигаури

Все горячо обсуждали эти предложения, периодически выбегая в кабинки для медитации. Наконец-то конференция кончилась, и все начали устало разбредаться из конференц-зала. Я пошел в кабинет сестры, где встретил удрученного Кума. Он с трудом переносил происходящее.

– Кум, ты кабинки задействовал на благо родины, подключил к своим коллегам? – поинтересовался я.

– Да ну их на фиг! Люди совсем стыд потеряли. Никого ничем не удивишь, всем все пофигу! Раньше запишешь, как один мужик другого в задницу трахает, и все, можно использовать в работе, или замужняя женщина у кого-то отсасывает – тоже можно привлечь. А теперь? Все друг друга трахают, все друг у друга отсасывают, никакого порядка нет! Люди действительно в собак превратились, работать невозможно стало!

– Бедный, ты так без работы останешься! – посочувствовал я.

– Это вряд ли, но будет сложнее, – констатировал Кум.

– А я в этом вижу плюс, – вмешалась сестра, – люди могут не бояться за то, что они делают в постели, с кем они спят, это уже не является поводом для осуждения или вербовки – значит, больше свободы! Получается, что вирус принес людям освобождение.

– Срать посреди площади или трахаться в публичном месте – это свобода? – переспросил Кум.

– Сергей Иванович, ты ханжа, – сказал я осуждающе. – Подумаешь, кто-то пописал в вагоне метро или молодежь чуть перепихнулась в автобусе. Это издержки свободы. Ученые мужи уже смирились с вирусом, обсуждают, как с ним жить.

– Вы, друзья, очень уж сгущаете краски! Даже собаку можно приучить не гадить дома. И, потом, все мои коллеги реально смотрят на вещи, лечение для вируса сразу не найдешь, нужно время, – объяснила сестра.

– Все эти ученые, вы меня простите, конечно, Ксения Георгиевна, но они, как один, ебанаты, – с легким раздражением сказал Кум.

– Сергей Иванович дело говорит. Ты, понятное дело, вирус защищаешь и очень благодушно настроена, понятно почему. Но вообще ситуация серьезная, а твои коллеги и правда ебанаты. Они словно все одной породы, хотя и из разных стран.

Я достал из кармана список участников конференции и развернул листок.

– Вот, смотри, у всех почти одна фамилия! – с удивлением констатировал я.

Сестра и Кум не успели заглянуть в свои листки, как я начал перечислять.

– По алфавиту: Аргентина – Ебанерос, Армения – двое: Ебанян и Ебанянц, Болгария – Ебанатов. А Грузия прислала двоих – Ебанидзе и Ебанишвили.

– Не может быть! – засмеялся Кум во весь голос. – А кто от Америки?

– Ебанстон, – ответил я.

Сестра только махнула на меня рукой, ее глаза смеялись.

– От Азербайджана – Ебан-заде. От Литвы – Ебанайтис.

– А от Украины? Ебанько? – задорно спросил Сергей Иванович.

– Ты как в воду смотришь! – подзадорил его я. – А от Швеции…

– Ебансон, – вставила моя сестра с некоторой долей смущения.

– Ты, как всегда, права, моя сестра – секс-бомба. От Германии – Ебанштофф.

– А кто от Голландии? – поинтересовался Кум.

– Ван Ебаанат, – ответил я. – А от Израиля Эбанштейн.

– Это почему все начинаются на «е», а из Израиля – на «э»? – удивился Сергей Иванович.

– Потому что евреи не могут как все, – ответил я Куму.

– Пожалуй, – согласился тот.

– А кто представляет нашу могучую родину? – спросила сестра.

– Помимо брата и сестры Скименковых, Артема и Ксении, еще несколько человек: Ебанашкин, Ебаньков, Ебанов и Ебанауллин.

– Эй, Ебанауллин – татарин! – строго вставил Кум.

– А что, татарин не может представлять нашу родину? – вступился я за татар.

– Конечно, может! – поддержала меня и татар сестра.

– А я что, против? Я просто уточнил, – оправдался Кум.

– Ой, мальчики, может, по рюмочке коньячка выпьем? У меня тут есть в шкафчике французский. Давно стоит неоткрытый, – улыбаясь во весь рот, предложила сестра.

– Ох, Ксения, ты все больше меня поражаешь. Что папа с мамой скажут? Трахаешься нон-стоп, выпивать начала, работу пытаешься прогуливать. Совсем загуляла. Так и в нормального человека превратишься. Как потом выкарабкиваться будешь? И потом, какое влияние на младшего брата?

– Ксения Георгиевна, вы его не слушайте! Он хоть и ваш брат, но чтобы вас не обидеть, так скажем, уж очень чудной! – сказал Кум, глядя на меня.

Сестра достала две рюмки, бутылку коньяка, который оказался «Наполеоном».

– Подойдет? – спросила она, глядя больше на Кума.

– Конечно!

– А ты что, сама пить не будешь? – спросил я сестру.

– Почему не буду? – возмутилась Ксения.

– А почему тогда только две рюмки? – наехал я на нее.

– Ты же не пьешь! – оправдываясь, ответила Ксения.

– Это кто тебе сказал? – прикинулся я.

– Как кто? – растерялась сестра.

Кум с любопытством смотрел то на сестру, то на меня.

– Это клевета! – все больше заводился я.

– Транзистор! Ты что? – со страхом в голосе спросил Кум.

– Без паники, – успокоил я сестру и Кума. – Доставай себе рюмку, – обратился я к сестре, – а ты, Сергей Иваныч, открывай и разливай. У меня есть тост!

Сестра опять полезла в шкафчик, достала еще одну рюмку и коробку конфет, которую тут же открыла. Все это она делала с несколько испуганным видом, периодически тревожно поглядывая на меня.

Когда на сестринском столе для посетителей появились три полные рюмки коньяка и открытая коробка конфет, мы встали вокруг, я и Кум – с одной стороны стола, а Ксения – с другой. Я взял рюмку с темно-янтарной жидкостью и приподнял ее до уровня подбородка. Остальные последовали моему примеру.

– Господа, – начал я торжественно, – сегодня мы услышали много ужасных слов о том, что этот поганый вирус-глюк делает с человеком. Он превращает нормальных людей в членовеков. Люди ведут себя все больше и больше как собаки. И кажется, что нет спасения от этого ужасного собачьего глюка, и всем нам пришел пипец. Но надежда есть! Есть одна вещь, которую собаки не делают, и эта вещь отличает нас от собак – собаки не пьют! Так давайте же выпьем этот коньяк в знак нашей несобачности, в знак нашего, все-таки, отличия от собак!

Я поднял свою рюмку еще выше и взял ею на прицел сначала сестру, а потом Кума.

– Артем Георгич, я тебя просто уважаю за этот тост, – первым откликнулся Кум, на его глаза навернулись слезы, – есть надежда, что мы победим этот гребаный вирус. Мы люди! – провозгласил Кум и шарахнул свой коньяк.

За ним молча, чуть поморщившись, выпила сестра и поставила рюмку на стол.

– Братик мой, – растроганно сказала Ксения, наклоняясь ко мне через стол. – Вырос совсем, я все думала, что ты придурок недорослый, а ты вон, взрослый стал, серьезные вещи говоришь. Дай тебя обниму.