Книга Кадры решают все - Мария Воронова

– Какая ты… – выдохнул Миша.

Вера дернула плечом:

– Какая уж есть. Ладно, сейчас поборемся, а после суда видно будет.

– Ты только не плачь.

– А я плачу?

Действительно, по щекам текли слезы, а она и не замечала.

– Подвел я вас…

– Не начинай!

Тут конвойный очнулся и выпустил Веру из каморки, а через несколько минут вывел Мишу.

Вера проводила его до машины с зарешеченными окнами, которая повезла арестантов обедать, помахала вслед, а потом подошла к речке и, облокотившись на чугунную ограду, стала смотреть, как, блестя на солнце, неспешно течет темная тягучая вода, отбрасывая на гранитные берега легкую колеблющуюся тень, похожую на вуаль.

Банальная метафора жизни как реки не перестает быть верной из-за своей банальности. Все течет, все меняется, и вообще, как говорил преподаватель математики в ПТУ, жизнь – категория динамическая, а смерть – статическая.

Кажется, ухватишь момент, и вот он уже прошел, встанешь на путь, а он – раз, и свернул, и никогда не знаешь, что будет с тобой через секунду. Зато и против течения не выгребешь, ни на секунду в прошлое не вернешься. Непредсказуемо, страшно, но есть одно, чем ты можешь управлять – это ты сам.

Если бы она сейчас сделала как говорит начальница, то отказалась бы от себя самой и совсем потерялась в этом потоке.

Мимо поплыла пивная бутылка, подныривая, как поплавок, и Вера вспомнила, как читала Славику про Винни-Пуха и игру в «Пушишки», и он потом донимал на даче родителей, чтобы шли с ним на мост и бросали в воду всякие палочки… Так было хорошо, сын, муж, здоровые, радостные, а она почему-то все равно чувствовала себя несчастной, ведь у других было больше и лучше.

И папа ведь пытался ее образумить, но он же был дурак, ничего не добился, ничего не понимал, и слушать его было просто смешно.

Она, несчастная ломовая лошадь, тянущая на себе сына и никчемного мужика, себе не принадлежащая, каждую секунду сворачивающая горы ради семьи, наступившая на горло собственной песне и отдавшая себя на растерзание трудностям и заботам, образец самопожертвования, на самом деле жила как хотела, а муж ломал себя ради ее фанаберий, жесточайшим образом за это поплатился, и ни слова упрека она от него не услышала. А если бы наоборот? Она была бы простой работницей, в угоду интеллигентному мужу получила бы высшее образование и проворовалась? Господи, да она бы ему голову откусила сразу, на первом же свидании!

Вера поняла, что наделала много глупостей и откровенно дурных вещей, но странным образом чувство вины не рвало ей душу, так, укусило и ушло. Ведь жизнь – категория динамическая, сама меняется, и человек меняется вместе с нею. Сделанного не переделаешь, значит, и терзаться глупо.

Ничего хорошего, скорее всего, их не ждет, но в будущее надо смотреть не с надеждой, не с оптимизмом, а с интересом.

Солнце светило так ярко, что блики на мелких волнах сливались в один ослепительный поток. Вера прищурилась и огляделась. Мишины родители стояли возле багажника своей раритетной машинки и пили чай. Она поспешила к ним.

* * *

Все-таки права пословица «Глаза боятся – руки делают». Как она трусила перед началом процесса, буквально паниковала, что не справится, а потихоньку, свидетель за свидетелем, и картинка в общих чертах сложилась.

Заправляли всем Делиев с Малюковым, один подписывал липовые бумажки, а второй осуществлял непосредственное движение материальных ценностей в нужном направлении мимо государственного кармана. Соломатин был в курсе преступных замыслов примерно в той же степени, что и работницы пошивочного цеха, которые, как бы сейчас ни делали невинные лица, не могли не знать, что должны шить кожу вместо сатина, но промолчали, соблазнившись повышенными расценками. А возможно, кстати, и не промолчали, а стукнули куда надо в обмен на то, что их не привлекут к ответственности.

Вообще интересно, кто заложил команду ушлых кинодеятелей, потому что просто так правда не всплыла бы наружу. Чем хорошо кино для экономических преступлений, так это завершенностью. Картина отснята, все, на этом точка. Преступная схема реализована, подвели итоги, подчистили документацию, поделили барыши и разошлись до следующего фильма.

На производстве и в торговле другое дело, там отлаженный механизм создания и реализации неучтенных излишков работает годами. Это или нарушение технологии, или пересортица, или подмена одного вида продукции другим, а иногда и то и другое вместе. Главное, что если схема эффективна, приносит доход, то зачем от нее отказываться? Нетрудовой доход превращается в привычку, привычка притупляет осторожность, и возрастает риск попасться случайно.

А в кино что? Фильм готов, по документам все сошлось, кто поедет в Тихвин проверять костюмы, из чего они там пошиты? Но слава богу, нашелся неравнодушный гражданин, доложил куда следует, и сейчас наверняка сидит в зале, наслаждается унижением бедняги Соломатина. Может быть, тот когда-то не взял его на роль, или на худсовете убедил положить на полку его новый фильм, или тупо переспал с его женой, или стукач и есть та самая жена… К счастью, система так устроена, что позволяет людям сводить личные счеты.

Ирина повеселела, представив разочарование доносчика, когда она оправдает Соломатина, и для общественного мнения тоже это будет важно. Граждане пристально следят за процессом режиссера, вот и увидят, что правосудие осуществляет справедливое возмездие и не является орудием личной мести.

Поправив перед зеркалом новую прическу – «Каскад», Ирина засмеялась. Она долго колебалась, но вчера после работы зашла в парикмахерскую, без записи, как в холодную воду нырнула. Села к незнакомой мастерице, заранее уверенная, что получится ужас и придется до осени ходить в Володиной панамке, и до конца стрижки не открывала глаз, а когда посмотрела в зеркало, пошатнулась от изумления, с трудом узнав в молодой и стильной девушке себя. В полном восторге она дала парикмахерше три рубля на чай и побежала домой, где Кирилл с Егором и примкнувший к ним Зейда чуть не упали от восторга, и даже Володя с большим интересом подергал маму за пышно взбитые волосы.

Расхрабрившись, Ирина надела на работу непристойный сарафан от Гортензии Андреевны. Старушка к нему сшила еще скромный шелковый жакетик, в котором Ирина смотрелась вполне прилично на судейском месте, а голые коленки из-под стола было не видно.

Главное, она выглядела так хорошо, что индифферентные заседатели при виде ее на секунду вынырнули из своих научных эмпиреев и блеснули очками. Пользуясь случаем, Ирина попыталась обратить их мысли к процессу, но оба в один голос сказали, что мало понимают в юриспруденции, бухгалтерии и кинопроизводстве, поэтому предпочтут довериться судье, ибо истина, что бурная деятельность невежды гораздо опаснее бездействия гения, известна им слишком хорошо и, увы, не понаслышке. Нет, они люди добросовестные и вникают в то, что говорят свидетели и эксперты, и покамест вина директора картины и экспедитора представляется им очевидной, а про режиссера они ничего не могут сказать. Астроном еще добавил, что как-то видел кусок фильма Соломатина по телику и пока уверен только в одном – если бы он не украл эти деньги, а снял на них еще одну картину, то совершил бы гораздо более тяжкое преступление перед советским народом.