Книга Книжный магазинчик прошлого - Эми Майерсон

– Полагаю, твой парень ждет не дождется, когда ты вернешься?

– Он рад, что у него есть немного времени для себя. – Не знаю, почему я так сказала, почему не захотела, чтобы Малькольм решил, будто у нас с Джеем серьезные отношения. – Как ты так ловко отвел разговор от своей мамы?

– А я надеялся, ты забыла.

– Я ничего не забываю, – отшутилась я, сама не понимая, что имела в виду. Малькольм отвернулся, по всей видимости, также не до конца понимая смысл моих слов. – Твоя мама живет в Лос-Анджелесе?

– Нет, рядом с заливом в Сан-Франциско. Я там вырос. Отец работает в Беркли. Они разошлись, когда я был маленьким, но продолжали жить по соседству. Мама хотела, чтобы я поддерживал с ним связь. По крайней мере, она очень старалась. – Уверена, история была куда длиннее, но Малькольм не собирался раскрывать все карты. В любом случае, это уже лучше, чем ничего.

Возможно, то, что представлялось мне скрытностью, на самом деле являлось банальным следствием того, что мы едва друг друга знали.

– Как ты оказался здесь? Я думала, все в Северной Калифорнии ненавидят Лос-Анджелес.

– Мне нравится восточная часть. На остальной Лос-Анджелес мне плевать.

– А «Книги Просперо»?

– Я начал работать здесь еще в университете. В следующем году будет десять лет. – Малькольм пригубил виски. – Представить сложно, что мы можем закрыться. Хотя, если подумать, это произошло со многими соседними точками. – Он рассказал мне о старом прилавке с бургерами, где ныне готовили пиццу в кирпичной печи. О магазине пончиков, который когда-то слыл известным местом шахматных турниров, а теперь пустовал. О гей-баре, где собирались протестующие. Вместо него сейчас работал молекулярный бар. – С переменами ничего не поделаешь.

– Еще как поделаешь! – сказала я, и Малькольм поднял на меня недоверчивый, но в то же время полный надежд пристальный взгляд. – И я действительно в это верю. Даже если сама не смогу управлять магазином, не закрою его. Долг нужно погасить до конца сентября. Так что у нас есть немного времени.

К тому моменту я уже месяц как буду в школе, но с помощью Элайджи и Малькольма смогу с другого конца страны заключить сделку по продаже.

– Если не получится увеличить объем продаж, обратимся за помощью. Есть несколько человек, с которыми Билли, возможно, был в хороших отношениях… – Его голос затих. Малькольм прикусил нижнюю губу, сосредоточившись на пустом стакане. – Он ведь был моим лучшим другом. Знаю, звучит жалко. – Парень тяжело выдохнул. Мне вдруг стало интересно, как выглядят его глаза, когда он плачет? Наверное, как безбрежный синий омут или как теплое озеро, в котором можно плавать. – Я догадывался, что он болел. Он никогда об этом не говорил, но когда проводишь с человеком каждый день, замечаешь изменения.

Когда проводишь с человеком каждый день, также замечаешь, что он несет бремя прошлого.

– Неужели Билли и правда никогда не рассказывал обо мне?

Я застыла в ожидании ответа.

Малькольм деликатно покачал головой, и у меня перехватило дыхание. Ведь мы обсуждали его мать и развод родителей, но он все равно не хотел говорить со мной о Билли. С другой стороны, я тоже солгала по поводу Джея. Да и о квесте ничего не рассказала. Возможно, я просто боялась, что, узнай Малькольм правду, он увидит в этом скрытый мотив, из-за которого мое желание сохранить магазин покажется менее искренним.

А вдруг Малькольм помог бы мне распутать тайну и разобрался в квесте? Он ведь был близок с Билли и видел такие подробности его жизни, о которых я даже не догадывалась.

Мне тоже хотелось узнать Билли с той стороны, которая была открыта для Малькольма.

Я взяла бутылку и налила в его кружку виски.

– «Книги Просперо» не закроются, – пообещала я. – Мы этого не допустим.

Так мы и сидели, давая друг другу обещания, которые не смогли бы исполнить, и скрывали каждый свою правду, которой стоило поделиться.

* * *

Когда Малькольм ушел, на улице уже стемнело, и яркий интерьер «Книг Просперо» напоминал цветовую гамму в старых фильмах. Ночью магазин превращался из убыточного предприятия в волшебное место, которым он являлся для меня в детстве. В место, где хранилась огромная коллекция историй о бесконечных возможностях, принадлежащая исключительно мне.

В разделе художественной и профеминистской литературы не было перекупленных экземпляров «Страха полета», поэтому я проверила раздел поэзии, на случай если кто-то решил, что раз уж и Изадора Винг, и Эрика Джонг писали стихи, значит, роман должен стоять рядом с работами авторов, трудящихся над ритмом строк. Джонг там не оказалось. Я просмотрела запрещенную литературу. Несмотря на полемику, которую разжигал этот роман, он не стоял рядом с «Тропиком Рака» и «Лолитой». Я проверила документальную литературу. Вдруг кто-то забыл, что, несмотря на свои человеческие качества, персонаж Изадоры Винг все-таки был выдуман. В наличии числились только те два экземпляра: один из раздела художественной литературы, другой – из профеминистской.

Но ведь книги хранились не только на стеллажах.

В кладовой, где отсутствовали окна, чувствовался резкий запах затхлости – едкий запах, который еще долго будет ассоциироваться у меня с «Книгами Просперо». Про-феминистские романы хранились в глубине комнаты. Само собой, там был и экземпляр «Страха полета», втиснутый между книгами «Второй пол» и «Золотая тетрадь».

На обложке изображалось голое женское тело, точнее, низ объемной груди, что выглядело вызывающе, но не совсем откровенно. Я взглянула на свою грудь, спрятанную под футболкой. Никогда не смогу соответствовать образу сексуальной, пышной и женственной девушки.

В конце книги был спрятан конверт, внутри которого лежали листы бумаги, исписанные выцветшими синими чернилами.

Июнь, 1986 год

Билли,

Вчера я приехала к тебе, чтобы извиниться. Ты был дома. Я видела через окно кухни, как ты готовил яйца, склонившись над сковородкой. Ты всегда боялся, что они подгорят. И зря – ты, наоборот, недожариваешь их. Думаю, это символизирует время, проведенное нами вместе, но я воспротивлюсь своему писательскому побуждению превратить твои кулинарные неудачи в поэзию. Я наблюдала за тобой двадцать две минуты. Я следила за временем на часах. Каждый раз, когда очередная минута подходила к концу, я говорила себе: «Еще один оборот минутной стрелки, и ты пойдешь, ты постучишься в дверь, ты извинишься». Но я так и не смогла выйти из машины.

Думаю, я должна извиниться за все. Нам не стоило делать того, что мы делали. Я поняла это, еще когда мы впервые занялись сексом на полу твоей гостиной, а, возможно, даже раньше – когда я почувствовала первый отголосок влечения к тебе. Это была настоящая похоть. Желание. Желание по отношению к тебе, к Дэниелу, желание разделить нашу боль. Наше горе обособлено. Оно никогда не объединит нас.

Хотя мы совершили ошибку, было что-то существенно правильное в том, что мы сделали. Ты помог мне преодолеть необходимые шаги не только в моих воспоминаниях, но и в моем смирении со смертью Дэниела. Я говорила тебе, что Дэниел покончил жизнь самоубийством? Мы пришли друг к другу из-за смерти наших возлюбленных, но при этом мы никогда не обсуждали, что с ними случилось, почему мы винили в этом себя. Это я нашла тело Дэниела. Я не знала, что он хранил пистолет. Мы жили вместе десять лет, и где-то, возможно под нашей кроватью, в коробке на чердаке, в его рабочем столе, где-то рядом с нами жили пули. Его смерть не моя вина. Сейчас я это понимаю. Я верю в это. Точно так же и ты не виноват в смерти Эвелин. Ты должен поверить в это, если хочешь жить дальше.