Книга Незакрытых дел – нет - Андраш Форгач

белый мерседес для какого-то полковника

И с тех пор все ждал что за ним придут

Прекрасная фигура покраснела вынимая пачку денег

из чулка

Покраснела и громко рассмеялась

Смех ее – как смех конного казака скачущего

По мраморной лестнице Зимнего дворца —

Больше походил на ржание

Она их перехитрила и пронесла деньги

На корабль который из Пирея доставил их через Кипр

в Хайфу

На землю предков

Откуда она сама себя выслала

Кто-то заглянул из коридора

Таксист получил двадцать долларов в порту Лимасола

Небритый болтливый пышно-усатый

Который обходился парой десятков английских слов

В том числе и для этого ей пришлось засовывать купюры

в чулки

Для поездки на уже разделенный зеленой линией остров

Где смешались в кучу греки турки

Двадцать долларов чтобы взглянуть на место рождения

Афродиты

А еще там бывал Ричард Львиное Сердце Coeur de Lion

Которого много позже сразила стрела

Она попала в плечо

И неосторожный хирург по кличке Мясник

Вырвал ее с мясом так что рана загноилась

Это произошло в замке Шалю-Шаброль

Но Ричард простил молодого арбалетчика из замка

Мстившего за отца и двух братьев

И на руках матери испустил дух

Беспощадно стряхнул с себя

Вот что сын сделал с мамой на рынке где молодой официант

В зеленой форме и расстегнутой белой рубашке

танцующей походкой

С улыбкой разносил кофе на медном подносе

между машин

В Пафосе мать и сын слушали как шофер

размахивая руками

Объяснял им что именно тут Афродита вышла

Из пены морской

На унылый скалистый берег

Нынче кишащий туристами

В февральском свете дул зефир

И кожа на лице матери натянулась

Потому что сын упрямо молчал а потом исчез

В огромной опутанной корнями платана подземной часовне

которую еврейская вдова по имени Соломония

позже как говорят обратившаяся в христианскую веру

построила вокруг дерева когда пара наемников

Львиного Сердца

перебили ее семью

и теперь суеверные местные

повязывают на дерево носовые платки

Уже в одиночку сын

Спустился в подвал

Прекрасной фигуре иконы и лампады

были неинтересны

Я атеистка фыркнула она после целого дня молчания

Молчание сына как стрела ранило ее сердце

А там куда вела крутая лестница в полумраке

И где он оставался наедине с иконами

И заброшенным алтарем в пахнущей плесенью тьме

Между сырыми стенами

Под журчание ручья

Сын долго-долго стоял перед картинкой с мученической

смертью

Какого-то святого вырезанной

неловкими руками из газеты

И уже свернувшейся от влаги

Ножницы все еще лежали тут же на столе вместе

с разломанным хлебом

Кошка бегала у него под ногами

Боже

Было тихо мрачно и темно

И вот он стоял там

В тишине

Преследовавшей их общее одиночество

Влажное дыхание Зефира принесло ее

По волнистому бурлящему морю к острову Кипру

На мягкой пене

Марцел

Не пой папа все подумают что ты идиот

Сказал ему я на Финчли-роуд

И тогда он разозлился и

Бросил меня на улице а мне еще не было и восьми

Хоть до этого держал меня за руку

Минутой ранее в задушевный момент

В резком запахе фиш-н-чипс

Через который мы продирались как Ил-18 сквозь облака

Он рассказывал мне о шлюхе из Александрии

Он не раз рассказывал сыну о своих отношениях

С женщинами – этот лондонский корреспондент ВТА

То была негритянка вавилонская шлюха с коралловыми

зубами

Главная драгоценность борделя его кохинур

За которой мужчины выстраивались в очередь

И когда наконец дошло до него

Рассказывал папа

Он лег на продавленную пружинную кровать и взглянул

на нее

Продолжал папа

А снаружи доносился уличный шум

Точно как Флобер в Египте

Которого несколько недель занимало исключительно то

Что чувствует женщина которую он ебет

В будуаре на набережной Нила

И вот эта богиня встает перед кроватью

Эта гибкая нубийская пантера

Снимает через голову прозрачное платье

Лишь два медных кольца танцуют в ее ушах

Она раздевается донага

И более нагой она быть уже не могла

Потому что кроме того

Рассказывал папа голосом от которого мурашки по спине

Голосом в котором все еще слышался извращенный экстаз