Книга Танцующие медведи. Опыт обретения свободы - Витольд Шабловский

Мои родители – это Ромео и Джульетта времен сталинизма.

Дедушка со стороны отца был грузинским князем. Скакал на белом коне, у него было большое имение, а дома стоял сундук с золотом, закрытый на замок. Когда пришел коммунизм, его обозвали кулаком, землю и золото отобрали, оставили только сундук. Он сохранился у меня до сих пор.

Дедушка со стороны матери был из крестьянской семьи. Благодаря Сталину он пошел в школу. Благодаря Сталину стал работником колхоза, а позже – тоже благодаря Сталину – его директором.

Чем хуже шли дела у первого дедушки, тем лучше они шли у второго. Когда мои родители влюбились друг в друга, ни тот ни другой и слышать не хотели о браке.

Дедушка-директор запирал маму дома на замок. Потом отправил ее учиться в Москву. Подыскивал ей женихов среди сыновей своих знакомых.

Дедушка-князь искал для отца кого-то из бывшей аристократии. Потом на него кричал. А еще позже – встал перед ним на колени.

Но все знают, что если молодые упрутся, с ними никому не справиться. Они поженились. На свадьбе не было ни тех ни других родителей. Они не ходили друг к другу в гости, делали вид, что незнакомы. Так продолжалось до конца их жизни.

Так что, когда я получила работу в музее Сталина, дедушка-директор расцеловал меня в обе щеки. А дедушка-князь оскорбился насмерть.

В музее я отвечала за пропаганду. Это была очень важная функция. Мы издавали газету, стихи Сталина, литературу. Стихи он писал прекрасные. Романтические, хватающие за сердце. Не стань он политиком, кто знает, может, получил бы Нобелевскую премию?

Газета называлась “Бюллетень”. Точнее, изначально называлась “Бюллетень музея Иосифа Виссарионовича Сталина”. Но когда развалился Советский Союз, остался просто “Бюллетень”. Чтобы никого не обидеть.

После развала СССР началась страшная неразбериха. Наш музей то закрывали, то снова открывали. Меняли экспозицию. Возвращали прежнюю. В конце концов сошлись на маленьких поправках. Ни у кого не было денег, чтобы менять экспозицию полностью. Никому не хватало смелости, чтобы закрыть музей окончательно. Слишком многие грузины по-прежнему любят Сталина.

Сейчас, к сожалению, денег на издание “Бюллетеня” нет. А я теперь экскурсовод.

Институт я окончила в Калининграде. Там было хорошо. Я работала в школе, но мамочка тяжело заболела, и мне пришлось вернуться в Гори.

Знакомые рассказали, что одна женщина из музея Сталина ушла в декрет. Поэтому я отправилась в комитет партии спросить. Сказали: сначала нужно сдать экзамен.

Экзамен был сложный. Нужно было по памяти цитировать историю компартии, биографию Сталина, историю СССР. Но я училась на истфаке. У меня все это уже в голове было. Экзамен я сдала на отлично.

О коммунизме говорят столько плохого, но раньше директор понимал, что в воскресенье мне положен выходной, потому что я хожу в церковь. А теперь меня ставят на воскресенье. Наверняка из вредности.

Татьяна Гургенидзе: Я была бы ему хорошей женой

Я родилась при плохой системе. Потому что у меня мышление передовика производства. Если нужна какая-то общественная работа, я иду и делаю. Я выпускала стенгазету для сотрудников. Вела занятия для матерей-одиночек. Во время войны помогала распределять гуманитарную помощь.

При коммунизме все меня уважали. Но теперь у нас капитализм и все смотрят на меня как на идиотку.

Поэтому я уже правда больше не могу. Прихожу в музей, чтобы успокоиться. И говорю: “Товарищ Сталин, я знаю, вы бы это оценили”. И помогает. Обычно через несколько дней после такого успокоения Сталин мне снится – я уже вам рассказывала: посмотрит, усы подкрутит и выходит.

С моим отношением к мужчинам я тоже не в ту эпоху попала. Знаете, в Советском Союзе не было секса. Была половая жизнь. Не было того, что сейчас молодежь по телевизору смотрит. Всяких этих клипов и голых, простите, задниц. Если кто-то кого-то целовал или легонько гладил по плечу, этого уже было достаточно. Женщина должна была быть хорошей работницей, одеваться и вести себя скромно. И когда я смотрю на нынешних девушек, то тоже иду в музей. И говорю: “Товарищ Сталин, вам бы тоже не понравилось”. И снова помогает.

Пьяниц не люблю. И наркоманов. Наш президент меня раздражает, зачем он Россию дразнит? Ясно же, что даже с медведем можно договориться. Но Саакашвили уперся, мол, он – с Россией под боком – устроит тут вторую Америку. Из-за него у нас была война и наверняка еще будет. Во время войны музей закрыли, и я приходила в парк, к памятнику, и говорила: “Товарищ Сталин, вы бы тут всех скрутили в бараний рог, и был бы порядок”.

А иногда я прихожу и говорю ему так: “Будь вы живы, может, мы были бы вместе. Вам бы со мной хорошо жилось. Готовить умею, веселая я, пою хорошо”. И мечтаю, как чудесно быть женой Сталина. Но потом такие мысли из головы выбрасываю. Веду себя как идиотка. Сталин умер. Коммунизм рухнул. Было, прошло, до свидания.

Если он мне в такие дни снится, то я держу себя с ним холодно и строго.

Натия Йолдбори: Сын, будь как Сталин

Моя мама говорила: “Доченька, не ходи на эту работу. Сталин, конечно, был великим человеком. Но сегодня все это плохо выглядит в документах. Захочешь когда-нибудь другую работу – а не дадут. Да и перед людьми стыдно там работать”.

Но у меня маленький сын, и мне нужны были деньги. В Гори у человека с амбициями нет выбора. Ты можешь преподавать в школе. Идти в администрацию. Или в Сталин-лэнд – так некоторые называют наш музей. Особенно молодые любят посмеяться. Женщин, которые там работают, называют “сталиновками”. Или “весталками”, потому что якобы они бдят, чтобы не погас огонь коммунизма. Я к этому отношусь спокойно, хотя вижу, что для большинства людей в Гори мир рухнул с развалом СССР. У одной моей старшей подруги в сталинские годы убили обоих дедушек, а она все равно его защищает и любит.

Я коммунизма почти не помню. Сама я родилась, когда он уже подходил к концу. Помню по телевизору танки в Вильнюсе. Когда мы получили независимость, я пошла с папой и с грузинским флагом на главную площадь города. Прекрасные воспоминания.

Папа быстро раскусил новые времена. Заставил меня учить английский, когда мне было всего семь лет. Благодаря знанию английского я получила работу в музее. Язык знаем только я и еще одна сотрудница. Из-за этого у нас больше всего групп, а эти дамы, сильнее всего в Сталина влюбленные, сидят и варят себе кофе. А зарплата у нас потом одинаковая, но я не жалуюсь. Главное, что у меня есть работа.

Мой сын не знает по-русски ни слова. С детского сада у него английский. Это будет уже совсем другое поколение. Сталин? Чистая абстракция.

Что я думаю о Сталине? Здесь, в Гори, есть такой обычай: родители или дедушка с бабушкой приводят детей в музей и о нем рассказывают. Я тоже своего оболтуса привела. И сказала ему так, как пишут в этих американских учебниках успеха: “Ему жилось гораздо хуже, чем тебе. Отец пил, халупа разваливалась, а друзья бездельничали. Но он умел работать. Благодаря этому спустя годы правил всем миром. Если будешь учиться, ты тоже много добьешься”.