Книга Тайна, деньги, два осла - Анна Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он больше не бил ее по лицу и телу, в основном по ногам, но очень болезненно – под коленную чашечку, к примеру. Или с вывертом, до багровых уродливых кровоподтеков, щипал за бедра.
Потому что лицо и руки были видны на «семейных» фото, которые фон Клотц собирал для бабули в качестве доказательств, а тело – тело было инкубатором, в котором со временем станет вынашиваться наследник миллионов.
А ноги особой роли не играли, раздвигаться им синяки и ушибы не мешали. Гы-ы-ы…
И Вика улыбалась. И прижималась к плечу своего мучителя. И смотрела в объектив фотоаппарата тусклыми безучастными глазами. И вовсе не потому, что боялась очередного удара – боль перестала особо донимать ее, словно снизился болевой порог.
Просто ей было все равно. Хотелось только одного – чтобы фон Клотц поскорее ушел и оставил ее в покое.
И она снова могла лечь на кровать, свернуться клубочком и погрузиться в серый осенний туман…
Вика давно уже потеряла счет дням, проведенным в тюрьме фон Клотца. Ей казалось, что прошел год, но деревья за окном лишь слегка подкрасились песком и кровью.
Может, у Пушкина леса и оделись в «багрец и золото», но не у нее…
В принципе она могла бы разом избавиться от всего сама, не дожидаясь, пока ее убьют. И не будет больше ни насилия, ни предстоящего вынашивания ребенка насильника, ни страшной участи в лапах двух самцов, и мама с братом останутся живы, но…
Она не могла. Вернее, не смогла. Хотя попыталась утром, после «первой брачной ночи» с фон Клотцем, начатой им сразу после возвращения из леса. Грязный, потный, вонючий мужик ожесточенно насиловал ее раз за разом, вымещая свою злобу, утверждая свою власть…
И когда он ушел наконец, Вика с трудом поднялась и начала рвать на полосы измятую и испачканную немцем простыню. Потом сплела из них жгут, тонкий и прочный, и, подтащив стул, прицепила жгут к крюку люстры.
Сделала петлю, просунула в петлю голову и, зажмурившись, оттолкнула стул.
Вернее, собралась оттолкнуть. Но не смогла.
Что-то внутри ее не позволило.
Фон Клотц, обнаружив веревку, долго глумился над пленницей, посчитав это очередной попыткой побега: «Что, не пролезла сквозь решетку, дура?»
И кошмар продолжался…
А потом ей стало все равно. Пришел этот серый туман и растворил в себе все чувства.
Мне страшно…
Уходят краски.
Остался один серый цвет.
А впрочем, чего бояться?
Подумаешь, цвет как цвет.
Мне больно…
Уходят чувства.
Любви и надежды лишь след.
А впрочем, зачем мне чувства?
Сентиментальный бред.
Хоть кто-нибудь,
Помогите!
Я забываю рассвет!
А впрочем, так даже лучше.
Душа не болит, ее нет.
На мгновение вынырнув из тумана, вспыхнули в памяти строчки стихотворения тети Ани, Анны Лощининой. И снова растаяли.
Очень правильные строчки.
Так гораздо лучше.
Скрипнула дверь, и в комнату вошел фон Клотц. Что, неужели опять?
Ладно, лишь бы побыстрее все кончилось.
Но разворачиваться навстречу хозяину жизни Вика не стала – ему надо, пусть и разворачивает клубок.
Странно, не спешит, встал возле кровати и пялится, задумчиво нахмурившись. Потом присел рядом и вкрадчиво поинтересовался:
– А когда у тебя были последние месячные?
Что?! Какое ему дело? Хотя… это же, собственно, и есть его дело. Но на вопросы, заданные на немецком, я не отвечаю.
Но фон Клотц не особо расстроился по этому поводу.
– Я вот уже четыре недели прихожу к тебе ежедневно и ничего такого не заметил, – протянул он. Затем схватил лежавшую к нему спиной Вику за плечи и грубо развернул ее к себе: – Когда?
– Я не понимаю, о чем ты, – глухо проговорила девушка на русском.
– А, ты продолжаешь упрямиться, – дернул щекой немец. – Ладно, выясним иначе, благо я запасся всем необходимым для такого случая.
Он поднялся и торопливо вышел, чтобы буквально через три минуты вернуться с аптечным тестом на беременность в руках.
– Вот. И сделай все сама, если не хочешь подвергнуться унизительной процедуре. Или ты опять ничего не понимаешь? Тогда я отведу тебя в туалет и…
Вика молча поднялась, забрала у мужчины тест и ушла в ванную комнату.
Снегопад за окном усилился, превратившись в настоящую метель. И скрыв за кружащейся пеленой лес, горы, небо – весь мир. Казалось, что в мире больше ничего и не осталось – только этот проклятый дом, зависший посреди вьюжной пустоты.
Собственно, в ее мире ничего больше действительно не осталось. Вселенная сузилась до размеров огражденного забором клочка земли с комфортабельной тюрьмой посередине. А население планеты – до трех человек, одинаково отвратительных.
Хотя нет, не одинаково. Василий и Прохор были пока просто омерзительны, чисто визуально. Да и обоняние в их присутствии подвергалось шоковому удару – мыться ребятки не любили. Пару раз в месяц топили баню, вываливались оттуда красные и пьяные, на этом, в общем-то, гигиенические процедуры и заканчивались.
А вот от фон Клотца не воняло – он ежедневно принимал душ и брился, а после бритья слегка брызгал на щеки хорошей туалетной водой. И смотреть на него – если смотреть отстраненно – было приятно: высокий, подтянутый, отросшие светлые волосы тщательно причесаны и разделены косым пробором, правильные черты мужественного лица. Истинный ариец, в общем. Белокурая бестия.
Но у Вики один вид этого арийца вызывал тошноту. А прикосновение казалось ползущим по телу слизняком.
Фридрих фон Клотц, отец ее будущего ребенка, стал для девушки олицетворением всего самого мерзкого и гнусного в мире.
И его отпрыск (по-другому и не скажешь), что рос и развивался сейчас у нее в животе, казался личинкой монстра, сосущей из носителя жизнь. Эдакий «Чужой».
Во всяком случае, Вике казалось именно так. Три месяца, которые прошли с момента подтверждения ее беременности, стали настоящим кошмаром. Хотя врач (явно свой, прикормленный), привезенный фон Клотцем из города, определил, что на тот момент Вика уже носила в себе приблизительно четырехнедельный зародыш, а значит, забеременела она в один из первых дней кошмара.
И весь последующий был напрасным…
Но тогда она хотя бы физически чувствовала себя более-менее нормально.
Или ей это только казалось? Ее насиловали, били, унижали – о каком хорошем самочувствии можно говорить? Она просто не могла выделить из общего кошмара составную часть.
Но после того как фон Клотц узнал об успешном завершении своей миссии, жизнь пленницы в корне изменилась. Теперь это был драгоценный сосуд с будущим наследником огромного состояния, и сосуд хрупкий, требующий осторожного обращения – со здоровьем у девчонки и так не очень, худая вон какая!
