Книга Человеческая гавань - Йон Айвиде Линдквист

Андерс приезжал сюда к отцу на каникулы и иногда на выходные, и таким образом он был участником в обоих лагерях. На Каттюддене у него были свои летние приятели, но зимой он иногда играл с Хенриком и Бьерном, единственными своими сверстниками в деревне.

Они катались на санках со склона, играли в заброшенных сараях и дразнились всякими обидными прозвищами.

— Займемся чем — нибудь, дебил?

— Давай, идиот. А где второй дебил?

Через несколько лет Хенрик и Бьерн при помощи Андерса сблизились с летней компанией. Теперь они избегали называть друг друга идиотами, ведь их мог услышать кто — то посторонний.

Было только одно лето, когда Хенрик и Бьерн считались полноправными членами компании, — в 1983 году. Хенрику было тринадцать, а Бьерну двенадцать, и причина их популярности была только одна — у Хенрика имелся собственный мопед.

Так как на Думаре не было никаких машин, детям дозволялось кататься на велосипедах столько, сколько они хотели, и так быстро, как они только могли. Они носились как стрелы между домами, по лесным тропинкам, между пристанью и Каттюдденом. Летом 1983–го велосипеды стали казаться им детскими игрушками, появились куда более интересные штучки.

Хенрик еще не дорос до того, чтобы иметь настоящий мотоцикл, поэтому его отец разрешил завести ему мопед — точно так же, как шестилеткам позволяют кататься на велике куда угодно: налететь на кого — то ты сам, конечно, сможешь, но тебя не собьют. Мопед ездит не быстро. Максимум тридцать пять километров в час.

Самому старшему в компании было тринадцать, и естественно, что в таком обществе ржавый мопед выглядел по меньшей мере как «ламборджини». В нем были и скорость, и крутизна, и статус, а поскольку Хенрик и Бьерн были неразлучны, Бьерну тоже немало перепало от популярности Хенрика.

В то лето, и только в то лето, Хенрику удавалось маневрировать между желаниями, разочарованиями и интрижками компании. Мопед придавал ему дополнительный вес, гормоны у всех гуляли, а у Элин начала появляться грудь. Когда Хенрик поворачивал перед магазином с Элин на багажнике и ее грудь подпрыгивала на ухабах, он чувствовал себя королем. Но только в то лето.

Его и Бьерна можно было часто увидеть на узких тропинках, внизу на берегу, в лесу. Так как в компании кроме Хенрика и Бьерна Андерс был единственным, кто тоже жил в старой части деревни, то бывало так, что и он ездил на багажнике мопеда домой после вечеринки у Мартина или Элин.

— Запрыгивай, идиот.

В середине августа компания распалась. Хенрик и Бьерн остались, прочие уехали в Стокгольм и Упсалу. Когда Андерс приехал на недельку на рождественские каникулы, залив около дома его отца замерз. Хенрик и Бьерн веселились, катая друг друга на коньках за мопедом или просто болтались туда — сюда.

На следующее лето все переменилось. Когда Хенрик пытался выпендриваться, катаясь на одном колесе по лесной тропинке, никто не выразил особого интереса. Некоторые накатались на мопедах в городе, у других появились мопеды собственные, и покруче, так что прошлогодние развлечения показались скучными и детскими.

Хенрик и Бьерн слетели со своего пьедестала. Может быть, помня о том, каким значимыми они были тем летом, в компании начали активно подмечать их недостатки: они были не так одеты и не так пострижены, они говорили как — то смешно и ничего не знали о музыке. Именно в то лето кто — то придумал им кличку — Хубба и Бубба, по первым буквам их имен.

И Мартин, и Жоэль отпустили волосы за зиму. Андерс, как обычно, был где — то посерединке. Хубба и Бубба были коротко пострижены.

Малин и Элин укладывали волосы как Мадонна, используя для укладки много спрея, и даже Сесилия и Фрида, которые были младше, начали заботиться о своей внешности.

Отец Жоэля часто ездил по делам в Лондон и привозил оттуда сыну разные классные штуки — кассеты или футболки со слоганами популярных песен. Хенрик и Бьерн чаще всего не имели ни малейшего представления, о чем шла речь, но изо всех сил старались показать, что и они в курсе дела. Они старательно повторяли фразы и цитаты, но, поскольку они не знали контекста, их слова чаще всего звучали смешно и не к месту. Над ними хихикали — кто — то исподтишка, кто — то открыто. Некоторые их реплики становились настолько популярными, что их использовали в качестве ответов на глупые или непристойные вопросы. Хенрик и Бьерн хихикали вместе со всеми, но было видно, насколько им обидно и неловко от собственной глупости. Их поведение не добавляло к ним симпатии, они все больше и больше становились изгоями и объектом жестоких насмешек. Компания относилась к ним как к глупым крестьянам, с которыми совершенно незачем считаться. Что бы они ни сделали, это выглядело по — дурацки.

Когда Мартин взобрался на башню к часам, это было расценено как подвиг. Когда Хенрик неделю спустя сделал то же самое, никто даже не заметил, хотя он влез куда выше Мартина.

Не то чтобы Андерс отстранился от Хенрика и Бьерна, но тем летом он и Сесилия начали ходить к камню по вечерам и у него было о чем подумать и помимо старых товарищей. Он смотрел «Мьюзик — бокс» и читал рок — журналы («Сможет ли Джордж Майкл что — нибудь без Эндрю Риджли?»), а слушал в основном «Депеш мод».

Однажды вечером, перед тем как расстаться на лето, он и Сесилия были одни в доме Андерса, и он поставил для нее свою любимую вещь с альбома «Some Great Reward» — «Somebody». К его безграничному облегчению, она сказала, что ей очень понравилось и она хотела бы услышать это еще раз.

Когда Андерс приехал на рождественские каникулы, Хенрик и Бьерн изменились. Между ними была разница в полгода, но в физическом и умственном развитии они походили друг на друга, как близнецы. Они оба выросли, прошли период подростковых прыщей и стали намного тише и спокойнее.

Они катались по льду на мопеде до Каттхольмена и играли в догонялки в лесу. Понятное дело, они никому об этом не говорили. По молчаливому соглашению они решили прекратить называть друг друга идиотами. Те времена навсегда миновали.

У Андерса появилось новое увлечение: «Смите». Хенрик получил в качестве рождественского подарка гостевой домик в полное распоряжение, и там они обычно сидели и без конца крутили «Heaven Knows I'm Miserable Now» и «Still 111». Когда Андерс собрался домой, Хенрик спросил, нельзя ли позаимствовать у него кассету. Андерс отдал ему все, что у него было, потому что вполне мог переписать себе еще, когда вернется в Стокгольм.

Когда пришло лето, было ясно, что Хенрик и Бьерн нашли себе новое развлечение. Альбом «Смите» «Meat is Murder» вышел несколькими неделями раньше, и Андерс считал, что сборник «Hatful of Hollow» был у них куда круче, однако Хенрик и Бьерн придерживались другого мнения. Они выучили каждое слово и стали вегетарианцами, — наверное, первыми вегетарианцами в истории Думаре. Но, по сути дела, для компании они так и остались никем — обычными, презираемыми крестьянами, и с большими странностями.

Они пытались затянуть Андерса в мир своих увлечений, но он не поддавался. Частично потому, что ему это на самом деле было неинтересно, частично потому, что общаться с Хуббой и Буббой становилось опасно. Если провести с ними много времени, то остальные могли подумать, что и он такой же чокнутый, как они. Когда они собирались одной большой компанией, все было вполне пристойно, но никто не хотел считаться их близким другом.