Книга Мой персональный миллионер - Ирина Шайлина

После душа я снова занималась тем, что-то рассматривала своё отражение. Втянулась в это подобие семейной жизни. Привыкла. А сама такая… не подходящая. Обычная. Не такая, как все эти девушки с картинки. И платье с туфлями этого не отменят. Хоть всю жемчугами обвешай, как была пролетаркой без роду и племени, так и останусь. А Герман… не нашего поля ягода, как сказала бы моя бабушка. Вот и все. Точка. Хватит рефлексировать.

В квартире было тихо. Я тоже шла тихонько, стараясь не запнуться в широких полах халата и не грохнуться, перебудив всех. Зашла на кухню. Попила кипяченой, уже остывшей невкусной воды из чайника, прямо из носика. Собрала коробки из-под пиццы, сложила в мусорный пакет — надо не забыть утром вынести. Подлила воды в миску Сатане. Делать больше нечего. Надо идти в комнату, ложиться в свою одинокую постель и слушать дыхание Германа. Мучиться бессонницей и надеяться, что Сонька утром поспит побольше. Да какое утро. Хотя бы ночью даст поспать.

По дороге заглянула в кроватку. Сопит моё мелкое сокровище, раскинув ручки в разные стороны. На меня накатил приступ щемящей нежности, хотелось прижать, вдохнуть детский запах полной грудью. Но проснется, снова укладывать… Поэтому я лишь едва коснулась макушки, покрытой лёгким пушком волос. Перешагнула через спящего на матрасе Германа. Постель чуть скрипнула под моим весом. Сатана спал, едва различимый в тусклом свете ночника. Спал, вытянувшись в полный рост. Совсем его Герман разбаловал. Я хотела было столкнуть его на пол, узурпатора, занявшего половину кровати, но не стала. Он же теперь все-таки мой кот, хотя ни в грош меня не ставит.

Постель была прохладной. Я сняла тёплый халат, осталась в одной футболке. Свернулась под одеялом калачиком, накрылась с головой. Не потому, что мерзла. Спрятаться хотелось. Но мысли в голове стучали набатом, от них никуда не спрятаться.

Вспоминалась девушка-куколка из торгового центра. Кто она Герману? Просто знакомая? Нет, слишком фривольно себя вела. Хотя это я закомплексована донельзя, а она, может, со всеми мужчинами так. Неважно. Главное, что она его поля ягода. А я нет. Так, сорняк. Нагло вторгшийся на это самое поле.

Но с другой стороны… он же меня хочет. И я это знаю. Чувствую, вижу. Почему я должна решать за мужчину, какие женщины ему подходят, а какие нет?

Довод, да.

Теперь голос против — поматросит и бросит.

Лида, тебя что, никогда не бросали? А так хоть поматросят… как следует.

С голосом разума ничья.

Отбросила одеяло, почти решившись. Посмотрела на теряющийся в темноте потолок, с едва различимой на ней люстрой. Послушала дыхание Германа. Спит? Нет, я все же дура. Поэтому я, подавив стон, снова закрылась одеялом. Спи, дура. Выключай свой дурацкий мозг.

Я послушно закрыла глаза. И даже сопела старательно минут пять, как Сонька. А потом не думая оттолкнула теплое одеяло в сторону. Стянула футболку. И трусы тоже, сразу. Чтобы даже мыслей отступить не было, ибо поздно, да и некуда уже. Ступила на прохладный пол голыми ступнями. Воздух тоже холодил кожу, но отрезвить это уже не сможет.

Комната небольшая. До матраса, брошенного на пол, я добираюсь в два шага. Приподняла одеяло, нырнула внутрь, прижимаясь к мужской спине. Она горячая, буквально обжигает, но меня бросает в дрожь. Зато теперь я точно знаю, что отступать некуда — Герман проснулся.

Глава 21. Герман

Снилась мне Лида. Не в первый, боюсь, и не в последний раз. Неудивительно, учитывая, что ей наполнены и мои мысли, и мои дни. А так же, каюсь, сексуальные фантазии. Поэтому в моих снах Лида редко бывала одетой. Чаще щеголяла в костюме Евы. А один раз сидела в пиджаке, надетом на голое тело, на дедовском генеральском кресле и курила трубку. Проснулся я в поту.

В моём сегодняшнем сне на Лиде был фартук с вишнями. И, что самое страшное, он топорщился так же, как недавно на мне. То есть в самом что ни на есть интимном месте. Лида улыбнулась, я вздрогнул. Где-то в самом уголке сознания я понимал, что это сон. Но даже во сне в гей-забаве участвовать не желал.

Лида помешивала суп. Фартук топорщился. Причём как-то вызывающе сильно, даже меня обставил, а я на свои размеры не жалуюсь. Я попятился, Лида улыбнулась и двинулась ко мне с поварешкой в руках.

— Может, не надо? — робко попросил я, рассчитывая мысленно, успею ли сбежать.

— Надо Герман, надо.

В голосе Лиды мёд. В моём — паника. Я понял, что сейчас, пожалуй, не время для расшаркиваний, развернулся и дал деру. Над моей головой просвистел брошенный половник, врезался в стену, выбив из неё кусок штукатурки. В воздухе заклубилась пыль. До двери один лишь шаг. В последнем, отчаянном рывке я тянулся к дверной ручке, а Лида обхватила меня сзади, прижимаясь к спине грудью. О груди мне не думается, думается о члене, спрятанном под фартуком. Я орал, отталкивал от себя Лиду и, наконец, проснулся.

Матрас немногим выше пола, но падать с него неприятно — жёстко и холодно. Тем более даже в столь ужасном виде Лила умудрилась меня возбудить — у меня нешуточная эрекция. А ею, знаете ли, о твёрдый пол не очень приятно. И меня не отпускает ощущение, что все не так. Слишком реалистично было то прикосновение. Как будто… по-настоящему. Я даже успел почувствовать соски, съежившиеся от холода.

Я поднялся с пола. Сел, потянул на себя одеяло. Оно не тянулось. Вгляделся в полумрак, глаза к которому привыкали с трудом. Лида. Сидит на моём матрасе. Глаза — тёмные провалы. На меня смотрит. Одеяло моё к груди прижимает.

— Ты кричал…

— Кошмар приснился.

Лида собрала одеяло, замотавшись в него, словно в кокон, принялась неуклюже подниматься — собралась уходить. Этого я допустить никак не мог. Тем более не для этого же вопроса она ко мне приходила на матрас…

— Нет уж, стой, — сказал я.

Дёрнул успевшую подняться Лиду за одну из складок одеяла. Она завалилась на меня сверху. Упасть я не дал — поймал. Прижал к себе, трепыхавшуюся, отчего-то ужасно холоднющую. Ничего, сейчас отогреем. Определил добычу на матрас, навалился сверху, чтоб точно не убежала. Новости следовали одна за другой. Все хорошие. Первая — из-под одеяла ничего неположенного не торчало. Вторая — похоже, под этим самым одеялом Лида совсем голенькая. Третья — убегать, вроде не собирается. Замерла, словно птичка, пойманная в силки.

Я так безумно её хотел, что мне даже страсти её не нужно было. Не сейчас, даже не замечу. Я до тела дорвался. Так что пусть… лежит. Я прижался лицом к шее, на которой бешено билась жилка. Втянул воздух.

— Все ещё молоком пахнешь, — шепнул я удовлетворённо и лизнул, пробуя кожу на вкус.

Лида была вкусной. Она всхлипнула, словно сдаваясь, забросила руки мне на шею, тиская, сжимая кожу пальцами. Словно больно хотела мне сделать. Приподнялась, нашла мои губы. Впилась ртом. Пожалуй, просто лежать она не согласна. А я только за.

Стянул с неё одеяло. И правда — голая. Только вроде холодная была, как льдинка, а сейчас — словно уголек из печки. И вся моя. Близко-близко. Рукой скользнул по бедрам, сжал грудь, которая тоже идеальная — как раз для моей пятерни. Я втянул сосок в рот, отдаленно жалея, что она уже не кормит — попробовать молоко из женской груди кажется очень возбуждающим. Я ещё даже не проник внутрь, а уже постанывал. Лида тоже.