Книга Потерянная принцесса - Алина Немирова

Мальчик на спине рыцарского коня облегченно вздохнул. А через миг почти судорожно вцепился в поводья, когда конь, чувствуя и понимая дорогу лучше него, вновь пошел сквозь лес тяжелым галопом.

На промежуточном всхолмье вдруг открылся вид вперед и назад, далеко, на несколько лиг. Лютгер быстро огляделся, даже не столько желая разглядеть, где кто (все равно ведь гнать изо всех сил, независимо от этого!), а чтобы место запомнить – прежде его сюда не заносило. Тем не менее обоих наимладших увидел: Хайнрих на вороной лошадке и Лотарь на пегой вовсю гнали своих коней-коротышек по краю опушки. За ними на рослых боевых жеребцах следовали оба кнехта: конюший из замка Варен именем Тидрек и парень из эбграфовой челяди (как его звали, Лютгер не поинтересовался).

Кнехтам не приходилось переходить с рыси на галоп, они даже рысь деликатно придерживали, дабы не обгонять наимладших хозяев.

Где-то посередине между этой группой и местом, которого достиг Лютгер, бурно шевелились заросли: кто-то продвигался сквозь них столь стремительно и целенаправленно, что это вряд ли мог быть случайный олень или даже лось – тем более что направление он держал в сторону Дуба. Значит, один из участников гонки. Причем не Людвиг: даже пересев на менее мощную лошадь, чтобы дать шанс младшему, он не должен был настолько отстать; а раз он не позади и не где-то рядом, значит, впереди, и это здорово!

Правда, если сзади сейчас поспешал Хуберт, то Ханс, старший, мог быть сильно впереди, на равных состязаясь со старшим из фон Варенов…

Лютгер хотел было понукнуть коня, но тот опять все решил за него. Что ж, приходится мириться: Баярд под его седлом лишь на время…

Это вдруг вызвало неожиданно сильную досаду, почти злость – а потом злость уже на себя самого, неблагодарного. Но тут снова начались такие заросли, которые требовали полного внимания и от всадника тоже, пусть даже конь над ним старший…

Вот так, все еще не осознавая ничего, кроме насущных нужд скачки сквозь лес, они пересекли овраг, за которым начиналось редколесье – и тут вдруг Баярд с резким всхрапом втянул ноздрями воздух. Встал как вкопанный.

Лютгер, чуть не полетев через его голову, все же сумел удержаться. Приподнялся на стременах, осматриваясь.

Сперва ему показалось, что это стая волков завалила лося и упоенно терзает его, не обращая внимания даже на вылетевшего в круг их видимости всадника. Серые и черные тела, плотно обсевшие простертую на лесной подстилке бурую тушу, еще трепыхающуюся безнадежно, предсмертно или даже посмертно… вот дернулась напоследок задняя нога с подкованным копытом…

Что?

Копыто и вправду было подковано. Круглое, конское оно, не раздвоенное.

Ближайший волк разворачивается к Лютгеру окровавленной мордой. Окровавленными руками, хотя и на морде… на лице его, до глаз заросшем диким волосом, видны пятна крови. Он действительно в накидке из волчьих шкур, причем капюшон увенчан кожей волчьей головы, содранной вместе с мордой. Остальные просто в серых плащах.

Всего их шестеро.

В какой-то миг, ошеломленно глазея на них, Лютгер подумал, что это оборотни, человекозвери, волколюди: те самые вервольфы-пельцвехслеры [26], о которых рассказывают по деревням. А потом размышления об их природе потеряли значение, потому что мальчик увидел поперек бока поверженной лошади ногу всадника, безжизненную, неподвижную. Тело его было скрыто за лошадиной тушей. Над ним в основном и возились эти волколюди, четверо из них; двое срезали со сбруи седельные сумы.

Блеск ножей. Тени положенных наземь луков, там, где их изгибы выдает сомкнувшаяся над ними трава. Один лук виден хорошо, и видны колчаны.

Короткие мечи. Топорики.

Две сулицы. И еще одна торчит в шее лошади: вошедшая глубоко, но ее, наверно, можно выдернуть одним движением и снова пустить в ход.

Пельцвехслеров не бывает. Но разбойники бывают вполне, пускай даже здесь их, как считалось, давно извели. А боевые отряды литвинов или пруссов, уходя в набег, молятся своим языческим богам-демонам, иные из которых выступают в волчьем обличье, – и искренне верят, что вплоть до возвращения из набега на них снисходит волчий дух.

О таких делах сыновья приграничного рыцаря знают сызмальства.

Еще пару мгновений у Лютгера сохранялась безумная надежда, что тот, кто лежит рядом с лошадью, – Хуберт, все-таки вырвавшийся вперед. На Ханса он подумать не мог, под тем была лошадь иной масти, а вот средний из сыновей эрбграфа…

«Господи, пожалуйста, пусть это будет он, а не мой брат! Ну что Тебе стоит, сделай так! Я у Тебя больше никогда в жизни ничего не попрошу, клянусь, Отче небесный!»

Пельцвехслер-вожак вскакивает. За лук решает не хвататься, тот так и остается в траве, а хватается он за топорик – короткий, с хищно выгнутым узким клювом. Окровавленный.

«Господи, спаси Людвига! Ты же знаешь, какой он! А если не знаешь, у Тебя ведь сыновей много, – то просто поверь мне! Потому что на самом деле мало у Тебя таких, как он. Может, и вовсе нет больше».

О том, что надо самому спасаться, Лютгер не думал, но тело вдруг озаботилось этим по своей воле, нырнуло, откидываясь влево, ловко зацепилось сгибом ноги за седло – как на состязаниях, когда требуется, не сбавляя конского скока, рубить брюкву, разложенную прямо на земле. Прошуршав, точно фыркнув, топор уносится мимо, едва разминувшись с плечом.

Тут дернулись напоследок передние ноги лошади, показав белые чулки – и тем лишая последней надежды на утешение. Под средним из эрбграфовых отпрысков скакун был чисто гнедой масти, без светлых меток.

Медленно-медленно, как в страшном сне, поднимаются над поверженным всадником остальные пельцвехслеры. Движения их подобны шевелению тумана, будто они и впрямь оборотни. Метательный топор тоже замедлился: где-то в недостижимой дали за спиной Лютгера он еще продолжает свой лет, еще не встретился со стеной кустов, деревом или землей.

А дальше произошло страшное. Два страшных подряд.

Баярд вновь принял решение за всадника – и он решил как его, всадника, тело, мальчишеское тело, вдруг самовольно и страстно захотевшее жить. То есть развернулся на точке, будто танцевальный пируэт сделал, и что было сил поскакал прочь.

С глухим шелестом топор врезается в заросли кустарника. Почти сразу вслед ему свищет стрела – пущенная второпях, тоже мимо.

Гулко стучат о землю копыта Баярда.

Стой. Да стой же! Вспомни, что ты боевой конь, вспомни, кто твой настоящий хозяин… ты ведь наверняка распознал его, лежащего, тебе для этого даже не требовалось его видеть, ты чуял запах его крови…

Но хуже всего было то, что Лютгер не шептал это Баярду, не пытался его остановить, развернуть, бросить на пельцвехслеров. Он в эти мгновения полностью принял выбор коня, согласился с ним. Превратился из будущего рыцаря в мальчишку, ребенка, в тело, безумно испугавшееся смерти.