Книга Лес потерянных - Сандрин Вольф

Гюс с ужасом вытаращился на него.

— Хочешь сказать, мы пойдем в этот ад прямо сейчас? — с трудом выдавил мальчик.

— А чего ждать-то? — заметил Тугдуал.

— Ну да, тебе-то легко! — вскинулся Гюс. — Ты-то будешь в родной среде! Чем оно отвратней, тем тебе лучше!

Тугдуал, пожав плечами, отвернулся.

— Вопреки твоим домыслам, я вовсе не радуюсь предстоящему… — серьезно ответил он.

— Не время ссориться, — вмешался Павел. — Тугдуал прав, ждать нам нечего.

— Тут так здорово… — пробормотала Окса.

— Да… — согласился Павел, беря дочь за руку. — Но в первую очередь мы все хотим выбраться из этой картины, верно? А сидя здесь, нам это вряд ли удастся.

Неоспоримый довод. Павел был прав, и это понимали все. Солидарный с другом, Абакум достал Гранокодуй и звучным голосом произнес:

Силою Граноков кожу,

Ретината, разорви.

Даль, что взор мой потревожит,

От оков освободи.

Оглядев выплывшую из Гранокодуя большую медузу, он сунул ее в водопад. Вода тут же устремилась внутрь и наполнила Ретинату, прозрачные стенки которой немедленно раздулись.

Беглецы последовали его примеру, достали свои Гранокодуи и, пробормотав заклинание, тоже сунули Ретинаты в водопад. Гюс тем временем, проглотив раздражение, направился к деревьям, принявшимся состязаться в гибкости, чтобы склонить ветви с фруктами к руке мальчика.

Как только мешки всех Беглецов оказались набиты, Гюс на минутку задержался у могилы Фолдинготы. У него было тяжело на душе. Он хотел что-то выразить — благодарность? Сожаление? Обещание? — но слова застряли у него в горле, едва не задушив. И мальчик, не поднимая глаз от земли, присоединился к остальным.

— Иди сюда, сынок, — позвал его отец. — Понесешь мой мешок с припасами, сейчас мой черед нести Простофилю, — пояснил он, поправляя ремни переноски, куда должен был усесться малыш.

Взгромоздившись Пьеру на спину, Простофиля изумленно огляделся по сторонам.

— А куда подевалась та милая дама с косами вокруг головы? — вопросил он. — Я жил у нее, прежде чем погрузиться сюда… Давненько я ее не видел… Надеюсь, она не умерла!

Павел расстроенно провел рукой по лицу, а Окса поглядела на Беглецов со страхом и изумлением. Только бы это не было пророчеством… Абакум, словно прочитав ее мысли, поспешил успокоить девочку.

— Простофиля начисто лишен дара предвидения, — заявил он, стараясь говорить как можно увереннее. — Это существо обладает замечательными свойствами и способностями, но оракул из него никакой, не переживай.

Но Окса почувствовала, что слова Простофили задели почти всех Беглецов, начиная с отца. Даже Абакум встревожился, несмотря на кажущееся спокойствие. А тут еще Вещунья, высунув головку из-за пазухи Абакума, усилила их сомнения, завопив:

— Измена ведет игру, и с каждой минутой сила измены растет!

Абакум мигом запихнул крошечную курочку обратно под куртку и направился к водопаду.

Беглецы с наполненными водой шарами, прозрачные стенки которых переливались на солнце, взялись за руки, чтобы последовать за феем, решительно нырнувшим за водную завесу.

Окса не удержалась от прощального взгляда на крохотный холмик, под которым покоилась Фолдингота, послала ей воздушный поцелуй и последовала за отцом сквозь прозрачную стену водопада.

32. Изъятие половинки

Драгомира вот уже два дня лежала в постели, с грехом пополам приходя в себя после нападения Изменников. Таланты травницы помогли ей справиться с физическими травмами, нанесенными врагами, в частности с множественными порезами, полученными от Торнадона, запущенного Катариной, и сокрушительных последствий сильного удара кулаком, нанесенного Мерседикой. Но никакая настойка и никакой бальзам не могли избавить Бабулю Поллок от душевных терзаний.

Хуже ничего и быть не могло: Изменники не только похитили Мари — что само по себе чудовищная трагедия, они завладели медальоном Малораны и ростком Горановы…

— Дура я старая… — в сотый раз за день вздохнула Драгомира.

Лежа на диване, она повлажневшими глазами смотрела, как Зоэ прикладывает Нитепрядов к глубоким порезам на ее руках.

— Не стоит Старой Лучезарной терзать себя упреками, — возразил Фолдингот.

— Я была так неосторожна! — пожилая дама потрогала опухший глаз. — Вот видишь, Фолдингот, из-за своей чрезмерной гордыни я лишь ухудшила ситуацию.

— Не понимает прислуга Старой Лучезарной сии упреки, — отрезал Фолдингот. — Трагедии причина вовсе не в гордыне. Вина за все лежит лишь на Изменниках, и отрицать сие неможно никому.

Драгомира опять вздохнула и с грехом пополам села. У нее болело все тело. Зоэ молча поспешила на помощь, подоткнула подушки ей под спину и печально посмотрела на пожилую даму.

— Может быть… наверное… — продолжила Драгомира. — Но не будь я так уверена, что достаточно могущественна, чтобы противостоять предателям, я бы обеспечила бы себе поддержку, и всего этого не произошло бы. Я хотела доказать, что сильнее их. Но нужно признать очевидное: я всего лишь никчемная старуха.

Фолдингот уставился на нее огромными синими глазами. Потускневший и сгорбившийся, домовой казался поникшим.

— Излишняя суровость, — заметил он. — Старая Лучезарная в первую очередь Старая Лучезарная.

— Да уж, глубокая мысль! — подпрыгнул на спинке дивана Драгомиры взъерошенный Геториг. — Ай, браво, мажордом!

— Сарказм не задевает сердца Фолдингота, — ответило пухленькое существо. — И даже близко не подходит…

— А с чего ты так цвет-то потерял, а, прислужник? — ехидно продолжил Геториг.

Фолдингот шмыгнул носом и плюхнулся на ковер.

— Разбита Фолдинготов пара, — проскрипел он.

Драгомира, переполошившись, села на край дивана и схватила пухленькие ручки маленького существа.

— Случилось женской половине Фолдингота с душой расстаться, — продолжил Фолдингот, свернувшись в клубочек. — И не бывать отныне встречи после разлуки.

— Не может быть! — лицо Бабули Поллок исказилось.

— Чудовищная новость… — раздался голос Нафтали.

Гигант-швед стоял вместе с женой в дверях апартаментов Драгомиры. Они подошли к Фолдинготу и, опустившись на колени, погладили домового по большой пушистой головке.

— Ты хочешь сказать, что Фолдингота… — Зоэ не осмелилась произнести роковое слово.

— Изгнанные с острова Фей-Без-Возраста отступницы забрали душу моей любимой Фолдинготы, — подтвердил Фолдингот. По его круглым щечкам ручьем текли слезы.

— Не может быть… — Брюн повлажневшими глазами смотрела на скорчившегося малыша.