Книга Легенды доблестных времен - Валентин Леженда

– Нужно ему подыграть! – зашептал на ухо сэру Гэвину сэр Бонифаций.

– Я! – громко ответил сэр Гэвин и тут же пожалел о содеянном, ибо не понимал, о чём вообще идёт речь.

– В таком случае прошу вас пройти за мной! – И аббат услужливо указал благородному рыцарю на тёмный коридор, куда идти совсем уж не хотелось.

Однако назвался рыцарем – полезай на балкон к прекрасной даме, даже если высота отвесной стены с десятиэтажный дом.

Вот так-то.

Обречённо вздохнув, сэр Гэвин медленно поплёлся следом за аббатом.

– Скажите, что подвигло вас на столь важное решение? – вежливо поинтересовался семенящий рядом коротышка, заглядывая сэру Гэвину в опущенное забрало.

– Э… э… э… – неуверенно проблеял рыцарь, по-прежнему не понимая, о чём идёт речь.

– Ваша вера крепка, как и сталь верного меча, – продолжал витиевато разглагольствовать аббат. – Это я прекрасно понимаю. Но всё-таки мне бы хотелось знать причину перед тем, как будет проведён сам обряд.

«Какой обряд?!!» – чуть опрометчиво не вырвалось у сэра Гэвина, и только сейчас он осознал, насколько влип.

Ситуация была скверная. Сквернее не придумаешь.

«Убью эту проклятую сволочь!!!» – вскипел рыцарь, мысленно погружая в тело ненавистного оруженосца свой верный меч «Дюренталь».

От обуявшей благородного господина ярости его верный шлем слегка задымился.

У позолоченной двери, украшенной вырезанным из чёрного дерева распятием, аббат остановился.

– Вам сюда! – И он услужливо приоткрыл дверь.

За дверью находилось довольно тесное помещение, посередине которого сиял украшенный сотнями горящих свечей алтарь. На алтаре лежал великолепный меч, усеянный драгоценными камнями.

– Это комната посвящения! – вкрадчиво и, как показалось сэру Гэвину, с некоторым трепетом сообщил коротышка.

У алтаря на коленях стоял человек, с ног до головы закутанный в белоснежный плащ с вышитым на спине ярко-красным крестом. Человек, судя по всему, молился, оперевшись на верный двуручник.

Капюшон скрывал лицо незнакомца.

Появившиеся из неприметной маленькой дверки монахи осторожно облачили сэра Гэвина в точно такую же просторную накидку.

– Теперь оставлю вас на несколько минут наедине с вашими чистыми помыслами! – И противный коротышка торопливо засеменил к двери.

Сэр Гэвин вздохнул и, присев рядом с незнакомцем, попытался заглянуть тому под капюшон. Но тщетно.

Лица не разглядеть.

Однако ясно было одно – незнакомец вовсе не молился, вместо произносимых шёпотом латинских фраз из чёрного провала капюшона доносился тихий умиротворённый храп.

Сэр Гэвин приободрился и, ткнув непонятного рыцаря локтем в бок, быстро проговорил:

– Эй, дружище!

Рыцарь вздрогнул и, повернувшись к сэру Гэвину, издал странный клокочущий звук.

– Что-что, пожалуйста, повторите, я вас не понял… – Сэр Гэвин постарался как можно тщательнее напрячь слух.

Но вместо ответа незнакомый рыцарь резким движением стянул капюшон.

– Сэр Нэвил?!!

– Сэр Гэвин?!!

Шок, замешательство… но длились они недолго.

– Какими судьбами? – слегка заикаясь, спросил потрясённый до глубины души сэр Нэвил. – Что вы тут делаете? Вы тоже хотите стать монахом-рыцарем?

– Чёрта с два!!! – ответил сэр Гэвин. – Мы пришли за вами!

– Мы?!!

– Ну да… я, сэр Бонифаций, сэр Дорвальд, сэр Вальтасар и сэр Вяминен.

– Но я… я не понимаю.

– КАК?!! Неужели вы забыли о своём обещании?!!

– Каком… обещании?

– Ну как же… ваш обет безбрачия, разве не вы говорили мне, что после Турнира Чести наконец откажетесь от своего целомудрия?

– И я такое говорил вам?!!

– Не только мне… уверяю вас, свидетелей хватает, причём в избытке, и все они того же благородного сословия, что и вы.

– Что ж… – Сэр Нэвил обречённо поник. – Слово рыцаря нерушимо. Я не стану отказываться от исполнения долга.

– Но что нам прикажете делать сейчас? – возбуждённо зашептал сэр Гэвин. – Вы слишком далеко зашли, мой друг, в своих безумствах. Какие гнусности эти малохольные собираются с нами тут проделать?

– Я… право, не знаю… – смутился сэр Нэвил. – Мой поступок был продиктован неуравновешенным состоянием… внезапный порыв, так сказать… вся эта свадьба… улыбка принцессы… о, я никогда не забуду того кошмара… Сэр Дорвальд… он… он… он её поцеловал тогда, на пиру!!!

– Сэр Дорвальд был пьян! – резко отрезал сэр Гэвин. – И это его в определённой степени оправдывает. Потом, правда, он протрезвел, причём довольно быстро… Тем не менее, когда вы, благородный сэр, удирали в окно, то были совершенно трезвы. Кстати, а где ваш верный оруженосец?

– Бертольд?

– Ну да, кажется, именно так его и зовут.

– Не знаю… – пожал плечами сэр Нэвил, былая решимость которого растворилась без следа. – Монахи приняли его за мумию моего доблестного прадеда и поместили в местный склеп. Полагаю, он где-то по-прежнему там… дремлет…

На этой оптимистической ноте беседу пришлось прервать, так как в комнату посвящения вернулся аббат.

Вернулся коротышка не один, а в сопровождении десяти могучего телосложения монахов-рыцарей в надетых поверх доспехов белых накидках, украшенных красными крестами.

Рыцари торжественно выстроились вокруг алтаря и по приказу аббата Фалтуса неожиданно запели чистыми женскими голосами:

– Ум лавдате доминум, доминум престоре-е-е-е…

Аббат умело дирижировал, умиротворённо улыбаясь.

– Аве-аве, салво хоноре, барба крескит, капут нескит…

Сэр Гэвин и сэр Нэвил неподвижно взирали на это совершенно дикое зрелище.

– Ин вино веритас, ин аква санитас… – старательно выводили рыцари. – Магна рее эст амор, омниа ванитас. О-о-о-о… хостис генерис хумани!!!

Получалось у них весьма недурственно, а если закрыть глаза, то в воображении тут же возникал хор остриженных под горшок мальчиков.

К счастью, душеспасительная песня быстро закончилась, хотя её эхо ещё долго затравленно металось под круглым сводом комнаты посвящения.

С одухотворёнными лицами уже практически готовых возноситься на небо праведников монахи-рыцари торжественно замолчали.

Аббат засуетился и, с великой осторожностью взяв с алтаря меч, протянул его слегка оглохшим после религиозного песнопения рыцарям.

– Целуйте, братья, и да пребудет с вами вечная благодетель!

Ничего не поделаешь, пришлось поцеловать, хотя сэр Гэвин уже лихорадочно составлял в уме план стремительного побега.