Книга НеВозможно - Даниэла Стил

Они съездили в Болонью и Ареццо, неделю провели в Умбрии,путешествуя по сельской местности и ночуя в маленьких гостиницах. Несколькодней посвятили Риму. Потом съездили еще к одному художнику в Бари на берегуАдриатики, после чего провели заключительные дни своего турне в Неаполе, где уСаши тоже была намечена встреча с одной художницей. Она предупредила Лайама,что та совершенно чокнутая, но художница оказалась очень милая, имела шестерыхдетей, накормила гостей фантастическим ужином, а ее работы привели и Сашу, иЛайама в восторг. Она писала огромные красочные полотна. Способ ихтранспортировки заранее приводил Сашу в ужас. Но к моменту расставания они былипросто влюблены друг в друга, включая и возлюбленного художницы, китайца, отцаее шестерых отпрысков. Дети тоже были очаровательные. Словом, поездка удаласьна славу.

Последние выходные перед отъездом они провели на Капри, вмаленьком романтичном отельчике. Скорое возвращение к повседневной жизнинавевало на обоих грусть. Саше нравилось просыпаться рядом с Лайамом, вечеромзасыпать в его объятиях, вместе совершать открытия, знакомиться с новымилюдьми, да и просто гулять по историческим местам, впитывать дух прошлых времени радоваться жизни. Здесь они словно пробегали годы своей жизни, повернув ихвспять. Детство у обоих было непростое и в каком-то смысле одинокое. У Лайама –потому что он, со своим даром, никак не вписывался в суровый уклад его семьи, унее – потому что она рано лишилась матери, а отец по большей части выполнялроль строгого ментора, хоть и любил дочь без памяти. И только когда она сталавзрослой, он начал уважать ее и считаться с ее мнением. А Лайам от своей родниэтого так и не дождался, и за насмешки и неприязнь своих братьев и отца емуприходится расплачиваться до сих пор. Оба оказались рано лишены материнскойзаботы и ласки. В памяти Лайама мать осталась чудесной, доброй женщиной,которая его боготворила и ждала от него только хорошего. Он по-прежнемубезотчетно искал ту беззаветную любовь, какую видел только от матери, и Сашевременами казалось, что он и от нее ждет такого же отношения. Но для взрослогочеловека ждать от кого бы то ни было безоглядной любви значит испытыватьнеобоснованные надежды. Между взрослыми людьми, между возлюбленными не может бытьбеззаветной любви, вот почему ожидания часто не оправдываются. У Саши былипохожие воспоминания о своей матери, и она спрашивала себя, неужели те, когоуже нет, всегда остаются в нашей памяти как самые преданно любящие нас люди.Ведь это вполне могло быть лишь иллюзией.

Но сейчас она вспоминала свою маму с не меньшей теплотой инежностью, чем Лайам – свою. Саша пыталась представить себе, что было бы, еслибы ее мать дожила до сегодняшнего дня. Впрочем, сейчас ей было бы ужевосемьдесят восемь лет. А Саше недавно исполнилось сорок девять. Лайам в этотдень разбудил ее поздравлением, а она застонала при мысли о своем возрасте. Вподарок он преподнес ей золотой браслет, купленный во Флоренции. Она его с техпор не снимала и, наверное, уже никогда не снимет.

Ее по-прежнему беспокоила разница в их возрасте. От этогоникуда не деться. Правда, у них оказалось больше общего, чем она сначаласчитала, – ранняя утрата матери, живопись, многие жизненные установки.Галереи, музеи, храмы, магазины. Освободившись от каждодневных забот, обастановились беспечными и наслаждались жизнью. Тянуло их к разным людям. Сашу –к почтенным и солидным, возможно – по привычке, приобретенной еще при жизниотца. На нее неизменно производили сильное впечатление такие вещи, какрепутация и образованность, не говоря уже о таланте. Лайама же неудержимовлекло ко всему новому, неординарному, бунтарскому. Саше новизна иэксцентричность были симпатичны, но не в людях, а в искусстве. Когда они сиделив кафе, она всегда наблюдала за пожилыми людьми. Лайама же тянуло к молодым, всчитаные минуты он обычно завязывал знакомство с молодежью. Лучше всего ончувствовал себя с более молодыми, чем он сам, людьми, тогда как Сашапредпочитала общество своих ровесников и людей постарше. Выходило, что они хотятобщаться с совершенно разными возрастными категориями. Что ж, значит, они обадолжны смириться с этими особенностями и проявить терпимость, что не всегдабыло просто. Саше было неинтересно общение с разбитными студентами, ее невдохновляли их юношеские затеи. А Лайам, наоборот, считал, что у молодых естьчему поучиться, и с удивительным для своих лет энтузиазмом идентифицировал себяс этой молодежью. В обществе юнцов он и сам чувствовал себя молодым. А общениес теми, кто был интересен Саше, навевало на него скуку. И это было их камнемпреткновения. Но сейчас, когда они путешествовали вдвоем, вдали от привычногодля каждого из них круга, оба с энтузиазмом исследовали новые стороны жизни.

– Охота тебе сопровождать везде такую старуху, какя? – спросила как-то Саша, когда, выйдя из собора четырнадцатого века, ониостановились съесть мороженого. Лайам по-детски жадно поглощал капающеемороженое, а Саша аккуратно придерживала свою порцию кружевным платочком,купленным в «Гермесе». В такие минуты она чувствовала себя не то что егоматерью – бабушкой. – В один прекрасный день тебе это осточертеет.

Это было одно из ее худших опасений, и она всегда замечала,когда Лайам обращал внимание на молодых женщин. Но пока что, насколько онамогла судить, дальше внимания дело не шло. Ему просто нравилось на нихсмотреть. Саша не спускала с него глаз и ревновала, чем была удивлена сама.Раньше она думала, что совсем не ревнива. При всей ее привлекательности ихорошей форме, молодое тело всегда влечет сильнее – это Саша хорошо знала.

– Мне нравится поглазеть на молодых женщин. Да и вообщена женщин, – нимало не смутясь, признался ей как-то Лайам. – Но бытья хочу с тобой. Ты меня заводишь намного сильней, чем любая другая женщина. Имне плевать, сколько тебе лет.

Она улыбнулась и выкинула остатки мороженого. Лайам облизалпалочку, после чего вытер руки о джинсы и весь перепачкался. Саша смотрела нанего с осуждающей усмешкой. Эта его ребячливость и не давала ей забыть о своемвозрасте.

– Саша, я тебя люблю. Ты красивая женщина. Ну да, тебене двадцать лет, и что с того? У двадцатилетних в голове ветер, они мненеинтересны, они не в состоянии меня понять. А ты меня понимаешь.

Саша не стала говорить, что и сама не всегда его понимает.Зато она знает, чего он от нее ждет – нежности, опеки, а самое главное –понимания. Временами он становился очень капризным и эгоистичным, какими бываютдети, и ему нравилось, что она о нем заботится. Иногда в таких ситуациях лучшевсего было обращаться с ним как с маленьким ребенком. В других случаях он ждалуважения и восхищения. Они, то были как единое целое, то – непримиримыепротивники. Изначально они были каждый частью своего мира. Саша была старше,успешнее, влиятельнее его в мире искусства, она пользовалась репутацией иуважением, и, наконец, она была богата или по крайней мере состоятельна. Лайамбыл талантлив, ярок, независим. Он умел постоять за себя в любой ситуации ипостоял бы, наверное, и в чуждом ему кругу, если бы Саша его туда ввела. Нопока они ни разу не появились в свете вдвоем. И даже когда это случится, еговсе равно будут воспринимать, как начинающего художника, а ее – какпредставительницу когорты самых респектабельных арт-дилеров в мире. В этом былоих принципиальное отличие. К Саше всегда будут прислушиваться больше, чем кнему, и она не сомневалась, что это будет вызывать у него как минимум досаду.Лайаму нравилось быть в центре внимания. И в молодежном его окружении таквсегда и бывало. В Сашином же кругу необходимо было иметь нечто большее, чемталантливые картины и эффектную внешность. От него потребуются хорошие манеры,эрудиция и серьезность, которой Лайаму недоставало. Да и Саша рядом с нимпереставала быть серьезной, и это нравилось ей самой. Она получала удовольствиеот своего легкомыслия. Порой они до слез хохотали над каким-нибудь пустяком.Никто и никогда не смешил ее так, как Лайам. И не доставлял ей такогонаслаждения в постели. Что имело весьма существенное значение для такой зрелойи яркой женщины, какой была Саша.