Книга У врат преисподней ветрено… [= Ветра Лимбо ] - Майкл Муркок

Когда они, спотыкаясь, вышли в коридор, Алан чувствовал боль, слабость и бессмысленную злость.

Она помогла ему пройти на быструю полосу и поддерживала, пока к нему не вернулись силы.

– Это показывает, чего стоят наши слова, – тихо сказала она. – Всюду ненависть и насилие. Что изменит еще толика? Польза перевесит вред.

– Нет, – с трудом выговорил он. – Нет, Хэлен. Саймон Пауйс продал свои принципы. Я своими не торгую.

– Итак, – сказала она, когда они вернулись в ее жилище, – что теперь делать? Просто сидеть и смотреть, как рушится мир?

– Включи приемник, и получится неплохой вид, – сказал он. Она подошла и включила лазервид.

Они угрюмо смотрели, как диктор рассказывал об очередных взрывах: в Тихом океане, в двух районах Центральной Африки, унесших жизни множества людей в районах взрывов. Продолжались работы по оборонительному проекту. Саймон Пауйс руководил подготовкой.

– Они не позаботились устроить фарс с его избранием, – сказала Хэлен. – Он сейчас все равно что президент!

– Ты хочешь сказать, Биас, – поправил ее Алан. – Это он дергает за ниточки.

Хэлен потянулась к приемнику и набрала номер.

– Кому ты звонишь?

– Брату, – сказала она. – Денхольм сейчас, видимо, единственный, кто может нам помочь.

На экране появилось лицо ее брата.

– Здравствуй, Хэлен, я очень занят… Это важно?

– Очень важно, Денхольм. Сможешь подъехать?

– Если это очередная попытка защитить Огненного Шута…

– Нет.

Выражение лица брата изменилось, пока он глядел на ее изображение.

– Хорошо. Дайте мне час, идет?

– Ладно, – сказала она.

– Каким образом Денхольм сможет нам помочь? – спросил Алан. – Что ты задумала?

– Мы расскажем ему все, что знаем. Чем больше имеющих вес людей, которым об этом рассказали, тем выше наши шансы.

Денхольм вошел, повесил свою кричащую шляпу на подлокотник кресла и сел.

– Алан, – сказала Хэлен, – расскажи Денхольму все – начиная с нашего свидания с Огненным Шутом и кончая беседой с Сэндаи.

Он рассказал Денхольму Картису все.

Когда он закончил, Картис хмуро поглядел на него.

– Алан, – сказал он, – мне кажется, я тебе верю. Дядя Саймон в некоторых отношениях вел себя немного таинственно. Удивительно, с какой готовностью он стал связываться с торговцами, когда правительство наконец решило купить оружие. Это может означать, что он злоупотреблял своим положением председателя Комитета Ста!

– Что ты имеешь в виду?

– А если предположить, что он завладел списком торговцев и узнал местоположение их складов? Что он воспользовался всем этим, не поставив в известность Комитет, связался с Биасом и состряпал эту махинацию? Предположим, далее, что они разработали план извлечь выгоду из Огненного Шута, добиться, чтобы Саймона Пауйса выбрали президентом, а потом править миром, как им захочется? Первоначально Пауйс мог подобраться к синдикату, намереваясь его уничтожить. Но Биас мог обрисовать ему эту идею. Мы все знаем, как дядя Саймон ненавидит Огненного Шута. Это был прекрасный повод избавиться от него. Возможно, он собирался схватить Огненного Шута. Может быть, изначально сделка касалась лишь нескольких бомб. Но Биас снабдил Огненного Шута материалами для постройки суперкорабля и почти не сомневался, что Огненный Шут спасется, когда начнется игра. Так и случилось. Началась военная истерия, вдобавок полиция сунула нос в эти огненные машины. Саймон Пауйс не смог отступить, и Биас получил все, что от него хотел.

– Звучит логично, – согласился Алан.

– Но все это надо доказать. – Денхольм задумчиво облизал губы.

– Все время в это упираемся, – вздохнула Хэлен.

– Ничего другого не остается. Надо отыскать человека, в самом начале связавшего Пауйса с Биасом, и заставить его сознаться.

– Но как? – спросил Алан. – Где искать?

– Проверим записи Комитета Ста. Видимо, так Пауйс нашел связь с Биасом. Ты пока секретарь, Хэлен. Где эти записи?

– Да здесь. В сейфе.

– Доставай.

Она достала – десятки катушек с микрофильмами. Они вставили микрофильм в проектор, и…

Прошло более шести часов, прежде чем они нашли то, что искали. Ссылку на некоего Нильса Бенедикта, обвинявшегося в попытке продать оружие одной отколовшейся сверхреакционной группировке креспигнитов. Его доставили в полицию. Полиция не смогла найти доказательств его вины. Саймон Пауйс побеседовал с ним, когда тот находился под стражей, и выразил мнение, что этот человек невиновен. Саймон Пауйс оказался единственным, кроме полицейских, человеком, допрашивавшим Бенедикта. Бенедикт жил в Брюсселе.

– Думаешь, это он? – сказал Алан, протирая глаза.

– Больше некому. Что предпримем теперь?

– Полагаю, нанесем визит Нильсу Бенедикту, – предложила Хэлен.

* * *

Уменьшенное и не столь запутанное подобие Швейцарии-Сити, Брюссель выглядел совершенно иначе. Каждый дюйм каменной кладки украшал красный лак, а поверх пролегли яркие узоры. Преобладала позолота.

Строение возвышалось над землей на четырнадцать уровней, уходило под землю на пять и занимало площадь пять квадратных миль. Посадочных мест на крыше всем не хватало, так что им пришлось приземлиться вне города и добираться до десятого уровня моноракетой. Бенедикт жил на восьмом.

Они добрались до его жилища. Заранее решили, что говорить будет Денхольм, поскольку его подозревали меньше двоих других.

– Нильс Бенедикт, – сказал он закрытой двери, – это Денхольм Картис. У меня для вас есть хорошие новости.

Дверь открылась. На Картиса с любопытством уставился высокий стройный мужчина в зеленом шелковом халате.

– Вы от Пауйса? – спросил он, когда дверь закрылась за ними.

Алан взял инициативу в свои руки.

– Нам надо срочно связаться с Биасом. Вы можете нам помочь?

– Разумеется. Но зачем? Я думал, теперь они связываются напрямую.

Этого было достаточно. Теперь они знали наверняка.

– Так и есть, – сказал Алан. – Но мы подумали, что вам и Саймону Пауйсу будет приятно повидаться снова после такого перерыва.

Бенедикт двигался необычайно медленно для человека, предположительно жившего своим острым умом. Человек, видимо, начинал постепенно понимать, что не все в порядке. Он попятился в гостиную. Они последовали за ним.

Там их ждал ответ. Бенедикт был наркоман. В комнате стояла вонь мескалина; стены покрывали кошмарные фрески. Бенедикт получал пинки, спускаясь в собственный психологический ад.

Хэлен сказала натянуто: