Книга Песня огня - Кэтрин Коултер

— Возможно, нам стоит поиграть сегодня ночью в шахматы, — сказал он.

Войдя в свою спальню, де Моретон не мог скрыть раздражения. Он беспокоился о Демоне, все еще страдавшем от опухоли под коленом. К тому же Нэн, почему-то все время оказывавшаяся рядом, постоянно старалась прижаться к нему; в глазах ее он читал приглашение в ее постель. Больше всего его рассердило то, что его тело мгновенно откликалось на это приглашение. А тут еще Бланш, опечаленная и жаждавшая утешиться у него на плече.

Рыцарь вздохнул и принял гордую, прямую осанку. Кассия была занята шитьем и настолько в него погружена, что даже не слышала, как вошел ее муж. Он подошел к ней ближе, и при виде ее старания на губах его против воли появилась улыбка. Но когда взгляд Грэлэма упал на шитье, улыбка истаяла и полностью исчезла с его лица. Это был на редкость красивый отрез бархата цвета бургундского вина, который он привез из Генуи.

— Что ты делаешь?

Кассия вздрогнула, испуганная его внезапным появлением, и, не рассчитав, вонзила иголку в подушечку большого пальца.

— О! — воскликнула она и быстро слизнула каплю крови, пока та не упала на прекрасную ткань.

— Ты не ответила, — сказал Грэлэм, указывая на бархат на ее коленях, — что ты с этим делаешь?

— Я предпочла бы, чтобы вы не входили так неожиданно, милорд! Вы застали меня врасплох!

Кассия робко улыбнулась мужу, но он продолжал хмуриться, и улыбка ее погасла.

— Не помню, чтобы я давал тебе разрешение копаться в моих сундуках и распоряжаться моими вещами.

Кассия по своей привычке склонила головку на плечо, но на этот раз ее бессознательный и милый жест его не позабавил.

— Ну? — добивался он ответа.

— Мне не пришло в голову, милорд, что вас огорчит то, что я взяла бархат. Это прекрасная ткань, и я подумала…

— Что мое — то мое, — холодно сказал де Моретон. — Если вы пожелали сшить себе новое платье, вам следовало спросить меня.

— Я думала, — начала Кассия снова, чуть вздергивая подбородок, — что я имею право на то, что принадлежит вам, как и вы владеете тем, что принадлежит мне.

— Ваш отец, — голос Грэлэма зазвучал еще холоднее, — оказал мне медвежью услугу. Что ваше — то мое, миледи, а что мое, то остается моим.

— Едва ли это справедливо! — вспыхнула Кассия, не в силах сдержаться.

— Божья матерь! — проворчал Грэлэм. — И все только потому, что я разрешил вам поиграть в хозяйку замка Вулфтон…

— Поиграть! — Кассия вскочила на ноги, драгоценный бархат упал на пол к ее ногам.

— Не перебивайте меня в другой раз, миледи. Поднимите ткань. Я не хочу, чтобы она запачкалась. И выдерните нитки, распорите свои стежки.

Она молча смотрела на него, настолько возмущенная, что не находила слов. Все, что он испытывал к ней с момента ее прибытия, было мгновенно забыто.

— Милорд, — Кассия наконец обрела голос, дрожь которого скрыть ей было не под силу, — вы что-то собирались сделать с этим бархатом?

Теперь наступила очередь Грэлэма воззриться на свою жену. Конечно, он повел себя как дурак, размышлял Грэлэм. Не следовало проявлять к ней подобную снисходительность. Бедная Бланш! Кассия была к ней так недоброжелательна, что Бланш пришла в отчаяние и так горько рыдала, жалуясь ему. Он скрипнул зубами.

— Поднимите бархат, — приказал он, — и чтобы больше мне не сообщали о вашем ядовитом языке.

Итта, стоявшая неподвижно и безмолвно как памятник за дверью спальни, слушала его речь со все возрастающим страхом. Ее нежная госпожа редко позволяла себе говорить гневно с кем бы то ни было. Она ринулась в открытую дверь, но в этот момент Кассия, уже слишком разгневанная, чтобы помнить о своем страхе, крикнула:

— Нет!

— Моя малютка! — Итта бросилась к своей госпоже. — Ты ведь почти закончила шить камзол для милорда? Он ему так понравится… О, простите, милорд! Я… это все моя старость. Я вас не разглядела!

Грэлэм резко остановился. Глаза его, побелевшие от гнева, впились в бесхитростное лицо няньки. Потом он круто повернулся к жене, медленно наклонился, сам поднял бархат и расправил его. Он смотрел на искусно сделанные женой стежки, водя пальцами по всей ширине ткани, и чувствовал себя невероятным глупцом. Не поднимая головы, рыцарь сказал, обращаясь к Итте:

— Выйди, Итта!

Итта, сжимая в руках четки, попятилась из спальни, моля Бога о том, чтобы ее попытка спасти свою госпожу увенчалась успехом.

— Так, значит, это одежда для меня? — спросил Грэлэм.

— Да. Вы такой большой, и все ваши рубашки и камзолы изношены и плохо на вас сидят. Я хотела, чтобы вы одевались достойно вашего положения.

Несколько минут Грэлэм молча смотрел на жену, пытаясь справиться с охватившим его чувством вины.

— В будущем потрудитесь спрашивать меня, — сказал он, бросая ткань ей на колени. — И, миледи, отвечайте мне сразу, когда я задаю вам вопрос.

С каменным выражением лица Грэлэм повернулся и вышел из спальни, оставив Кассию заливаться слезами, яростно втыкая иглу в ткань. По размышлении она пришла к выводу, что ей следовало бы сразу сказать, для кого эта одежда. Но как он посмел так обойтись с ней! Ядовитый язык. Взглянув на свою работу, она заметила, что сделала несколько неуклюжих стежков, и тотчас же выдернула нитку, обратив на ни в чем не повинную материю всю свою ярость.

Глава 15

Грэлэм стоял на крепостной стене и смотрел на подступавшие с востока волны зеленых холмов. Он пытался сосредоточиться на представленных ему Блаунтом делах, требовавших его решения: двое крестьян желали взять в жены одну и ту же девушку, другие двое затеяли тяжбу из-за права распоряжаться свиньей. Еще беззубый старик пытался продать Грэлэму свою дочь. Но все было не то.

Рыцарь посмотрел на солнце, опускавшееся за горизонт. Легкий ветерок играл его волосами, и он нетерпеливо отвел их от глаз.

— Милорд.

Наконец-то она явилась с повинной! Медленно Грэлэм повернулся к жене, стоявшей в некотором отдалении от него. Голова ее была опущена.

— Миледи, — приветствовал он ее тоном не слишком любезным.

— Пекарь изготовил печенье, которое, как мне кажется, вам понравится — с миндалем и медом. Рыцарь чертыхнулся сквозь зубы.

— Вы не можете подойти поближе? Она подчинилась, но шаги ее были нерешительными. Он посмотрел на золотые блики в ее волосах, зажженные заходящим солнцем, и почувствовал укол в сердце — сознание своей вины угнетало и сердило его.

— Я не хочу печенья, — сказал Грэлэм, когда Кассия наконец остановилась рядом с ним.

— По правде говоря, причина моего прихода другая, — произнесла она, поднимая голову.

Кассия была бледна, ив глазах ее он прочитал смущение. Черт возьми, он не должен был бранить ее из-за этой ткани.