Книга Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, Головня! Что б вас черти забрали!.. Ну, окаянные! И ты, Демид! Со смертью играли!.. Ежели бы я не подоспел с багром, приплюснуло бы тебя меж бревнами. Счастливый ты, истинный бог! – говорил черноголовый плосколицый рабочий с багром в руках. Тут же подбежали еще трое сплавщиков.
– Ну, Анисья! Ну, оглашенная! Куда неслась-то?… Что у тебя горит? Надо переждать было, паря… Тут черт-те что! Завсегда такой затор. Поднапрет, а потом как почнет корежить, только держись.
– Ничего, ничего! – сказал Демид, выжимая портянки. – Значит, нам еще долго жить!
На лице у Анисьи не было ни кровинки.
IV
К ограде Головешихиной усадьбы подошла старушка в рваном мокром пальто и суконной шали, с клюшкой в руке. За ее спиною болтался мешок, без слов говорящий о ее профессии.
Старушонка, чавкая разбухшими чирками, вошла в ограду, где ее встретил здоровущий черный кобель.
– Цыц, падаль! – крикнула она, ловко сунув в пасть собаки клюшку так, что кобель с воем отскочил от нее.
Головешиха вышла на стук в сенную дверь, глянула на старушонку, брезгливо сдвинув пухлые губы, сказала:
– Иди, иди, голубушка! Не подаю.
Пытливые глаза старушонки зыркнули за спину Головешихи, пощупали там тьму и встретились с настороженным взглядом хозяйки.
– Иди, иди, бабушка, – спроваживала Головешиха старушку, намереваясь захлопнуть дверь перед ее носом.
– Христос с тобой, какая ты пужливая, – сказала старушка, настырно просовывая клюшку в сени. – Я, может, не к тебе, а к вербовщику. На стройки коммунизма… У тебя, говорят, проживает.
– О господи! Она… пришла завербоваться! – И Головешиха, подбоченясь, расхохоталась, поблескивая оскалом здоровых зубов. – Умора! Твой вербовщик, бабушка, на кладбище! Ха-ха-ха!
– Не лопни, красавица. От смеха морщины полезут по лицу, – предостерегла старушонка и, сразу посерьезнев, приблизив к Головешихе лицо, проговорила вполголоса: – Крести козыри.
«Крести козыри» – это был условный пароль самого «капитана». Один-единственный человек мог послать к Головешихе доверенного с таким паролем. Господи боже мой, наконец-то! Как она ждала этой минуты!
Сколько раз, бывая в Красноярске, она бродила по улицам, вглядываясь в лица прохожих, надеясь случайно встретиться с «капитаном». Она почему-то не верила, что «капитан» мог погибнуть. Он же такой опытный, настырный, ловкий. Нет, он не погиб. В газетах все чаще писали про холодную войну, про атомную бомбу, а «капитан» молчал. Почему он молчал? Гавря! Милый Гавря!
И вот встреча со старушонкой! К ней явились долгожданные «крести козыри»!
– Как ты сказала, бабушка?
Секунду приглядывались друг к другу.
– Крести козыри. Ответь свое.
Рука Головешихи, ослабнув, сползла по косяку двери.
– На крестовую даму кинь, – тихо ответила.
– Есть кто в доме?
– Никого.
– Дочь дома?
– Она сейчас в тайге.
– А вербовщик-то где?
– Уехал.
– Насовсем?
– А что ему тут делать? И без него все мужики, которые попроворнее, ушли на прииск, на рудник и в леспромхоз.
– Хи-хи-хи, – сморщилась старушонка. – В колхозе-то, наверное, мало мужиков осталось?
И, не дожидаясь ответа:
– Одна, значит. Чайной, слышала, заведуешь? Ну я пройду в избу. Закрой сени на задвижку. И никого не впускай. Баньку бы истопить. Прогреться бы с дороги.
– Истоплю, бабушка, – и голос-то у Головешихи переменился. Лился, как масляный ручеек. Куда девались заносчивые нотки.
– Ишь ты! А гнать хотела.
Старушонка переступила порог степенно, с достоинством. По тому, как важно она поворачивалась, какими движениями сбросила с плеч рваную хламиду и сняла через голову такое же рваное платье, под которым была надета теплая вязаная кофта, видно было, что старуха из бывалых.
Головешиха развесила нищенские доспехи доверенной «капитана» на просушку и пригласила гостью в горницу.
– Ишь ты какая, Авдотья Елизаровна! – Старушонка уселась на диван. – Я-то думала, что встречу «крестовую даму» моих годов. А ты – красавица, да еще с норовом. Наверное, от мужиков отбоя нет?
Головешиха хихикнула:
– Не те годы, бабушка.
– Видать! Вербовщик-то без ума уехал от тебя? Слышала: судить его будут… за растрату денег. Пропил будто.
Головешиха, краснея, вытаращила глаза. Вот так старушонка!
– Кто говорил про вербовщика-то?
– От ветра наслышалась, милая. Ловко ты его общипала! Ветер шепнул, будто десять тысяч просадил он в Белой Елани. Дорогая ты, Авдотья Елизаровна. За такую хватку сам «капитан» похвалил бы.
Моложавая хозяйка сладко вздохнула. Сам «капитан» ее не осуждает!..
– Он где, «капитан»?
– При своем месте.
– В городе?
– Не все знать надо, милая. «Капитана» теперь нету. Есть слуга Господний «свидетелей Иеговы», Михайла Павлович Невзоров. Иль запамятовала?
Головешиха слышала про секту «свидетелей Иеговы», пустившую корни в леспромхозе. Секта тайная. Неужели сам «капитан» вступил в такую секту?
– Он же… неверующий, бабушка. Как же он в секту вступил?
– Не мели лишку. И про «свидетелей Иеговы» тоже помалкивай. Они свое дело вершат в тайности. Грядет день Армагеддона, и погибнут слуги сатаны.
Старушонка оглянулась, точно боялась: не подслушивает ли ее кто?
– Гонение великое на слуг Господних, да не все ведомо властям. В одном месте сожгут, в другом Господняя травка опять зазеленеет. Так и «свидетели Иеговы». Как травка – из-под камней, а пробьется к Божьему лучику.
Вот еще наваждение! Неужели и Головешихе придется вступить в эту секту?
– Ты живи, милая, как живешь, – ответила посланница «капитана». – У Спасителя много верных слуг, но не всех он выставляет напоказ. Одних уберут – другие объявятся.
Хозяйка собрала на стол. Поставила дымящиеся жирные щи из говядины, жареную баранину в утятнице, разлила в стаканы малиновую настойку собственного изготовления и пригласила гостью:
– Тебя-то как звать, бабуся?
– Так и зови. Другого имени не спрашивай.
Вот что значит свидетельница бога Иеговы. Не брякнет лишку, не выдаст то, что не должен знать третий.
Головешиха догадалась, что старушонка побывала в Сухонаковском леспромхозе, где свили себе гнездо сектанты.
– У латышей побывала, бабуся?
– У каких латышей?
– В Сухонакове. Там у них большая секта. Чирки-то у тебя на ногах латышские. Они такие мастерят.
Старушонка подтянула ноги под табуретку и поджала тонкие губы:
– Чирки тебе оставлю. Найди мне какие-нибудь сапожишки.
Выпили крепкой «малиновки», взаимно пожелав друг другу доброго здоровья.
– От «капитана» есть письмо мне?
– Я же сказала: «капитана» забудь. Есть Михайла Павлович Невзоров. По охотничьему делу работает. Какая же у тебя непутевая память, ай-я-яй! Поговорим после баньки. Устала я, милая. Сколько верст перемесила грязи!.. Михайла Павлович собирается приехать к вам в тайгу ловить живых зверей для зоопарков. И напарник с ним. Подумать надо. Ответ будет ждать через меня.
– Какой ответ-то?
Старушонка не сразу сказала:
– Тут его никто не темнил? Может, слух какой прошел?
Головешиха заверила, что про «капитана» местным властям ничего не известно. Дело давнее.
– А ты не спеши с ответом. Сама все узнаю через старух. Вот еще письмо надо пустить по рукам.
Старушонка достала из-под кофты сверток бумаг, вынула «божье письмо» и дала его почитать хозяйке.
«Святое письмо к верующим во Христа Спасителя, в Господа Бога и Божью Матерь. Аминь.
Истинно говорю вам, верующие и те, кто сбился с пути Господнего: все, что не от Бога, будет разрушено огнем и мечом, мором, градом, наводнением, серым дымом. И тогда свершится суд Господний, слуги сатаны сгинут, а верующие спасутся.
Смотрите, кто этому письму не верит, тому великий грех будет.
Истинно говорю вам: придет на землю день Армагеддона в ту минуту, в тот час, когда вы не будете его ждать…»
Письмо было длинное, с угрозами и проклятиями для неверующих
