Книга Великие княгини и князья семьи Романовых - Елена Первушина

Под покровительством Елены Павловны весной 1845 г. на территории больницы по проекту архитектора А. П. Брюллова (брата живописца Карла Брюллова) при участии архитектора Шарлеманя 1-го построили новое здание, получившее название Александринской женской больницы в честь рано умершей дочери Николая I Александры. Великая княжна умерла от туберкулеза, и новая больница специализировалась на болезнях легких. По распоряжению Елены Павловны на базе этих учреждений организовали практическую школу для акушеров и детских врачей, а также родильный и гинекологический госпитали.

В 1846 г. она создала в Петербурге Елизаветинскую клиническую больницу для малолетних, а также детские приюты в Москве и Павловске.

В 1850 г. Елена Павловна стала покровительницей еще одного лечебного учреждения: Максимилиановской лечебницы для малоимущего бедного люда, названной в честь первого попечителя – герцога Максимилиана Лейхтенбергского, супруга старшей дочери Николая I великой княгини Марии Николаевны.

На собственные средства, в сотрудничестве с Н. И. Пироговым и Н. Ф. Арендтом Елена Павловна организовала в лечебнице отделение для бесплатного лечения раненых офицеров. Она стала больницей нового типа, в которой осуществлялся амбулаторный прием, а «больные были принимаемы по отдельным специальностям, и притом лишь врачами, приобретшими потребную опытность». В 1870-х гг. великая княгиня подала министру финансов записку, в которой просила денег для проведения полного преобразования Максимилиановской лечебницы с «учреждением при оной, кроме амбулатории, больничного отделения на 200 бесплатных кроватей и особого отделения на 50 платных кроватей».

По предложению Елены Павловны в Максимилиановской лечебнице стали проходить практику доктора, желавшие совершенствоваться в разных специальностях, «дабы дать врачам возможность усовершенствования в состоявших под Ея покровительством учреждениях не только в акушерстве и педиатрии, но и во всех прочих отраслях практической медицины».

* * *

Позже один из самых видных деятелей новой, «пореформенной» России Анатолий Федорович Кони напишет о ней: «В Михайловском дворце проживает великая княгиня Елена Павловна, к которой применимы слова, обращенные Апухтиным к Екатерине II («Недостроенный памятник»): „Я больше русскою была, чем многие, по крови вам родные“. Представительница деятельной любви к людям и жадного стремления к просвещению в мрачное николаевское царствование, она, вопреки вкусам и повадке своего мужа, Михаила Павловича, всей душой отдававшегося культу выправки и военного строя, являлась центром, привлекавшим к себе выдающихся людей в науке, искусстве и литературе, „подвязывала крылья“ начинающим талантам и умела умом и участием согреть их. Она проливает в это время вокруг себя самобытный свет среди окружающих безмолвия и тьмы. В то время, когда ее муж – в сущности, добрый человек – ставит на вид командиру одного из гвардейских полков, что солдаты вверенного ему полка шли не в ногу, изображая в опере „Норма“ римских воинов, в ее кабинете сходятся знаменитый ученый Бэр, астроном Струве, выдающийся государственный деятель граф Киселев, глубокий мыслитель и филантроп князь Владимир Одоевский, Н. И. Пирогов, Антон Рубинштейн и другие. С последним она вырабатывает планы учреждения Русского музыкального общества и Петербургской консерватории и энергично помогает их осуществлению в жизни личными хлопотами и денежными средствами. Благодаря этому в России начал развиваться вкус к серьезной музыке, который до того удовлетворялся модными романсами „Скажите ей“ и „Когда б он знал“ на одну и ту же музыкальную тему и очень популярными „Голосистым соловьем“ Алябьева, „Гондольером“ и другими подобными… А когда в начале пятидесятых годов впервые появились в продаже папиросы, то часто исполнялся романс „Папироска, друг мой тайный, как тебя мне не любить?.. Не по прихоти ж случайной стали все тебя курить!“. Она же сердечным участием, после истории с князем Чернышевым, удерживает Пирогова от отъезда из России и привлекает к задуманному ею устройству первой в Европе Крестовоздвиженской общины военных сестер милосердия, отправляемых потом под руководством знаменитого хирурга в Севастополь, где их самоотверженная деятельность встречается грязными намеками главнокомандующего князя Меньшикова. В ее гостиной собираются и будущие деятели освобождения крестьян во главе с Николаем Милютиным. „Нимфа Эгерия“ нового царствования, она всеми силами содействует отмене крепостного права не только своим влиянием на Александра II, но и личным почином по отношению к своему личному имению Карловка».

Нимфа Эгерия, персонаж римской мифологии, давала советы одному из первых царей Рима Нуме Помпилию, который прославился своими мудрыми законами. Историю же ссоры, произошедшей между Николаем Ивановичем Пироговым и военным министром князем Чернышевым, Кони изложил в своей речи, произнесенной 21 ноября 1910 г. в Петербурге в зале городской думы на заседании, посвященном 100-летию Н. И. Пирогова.

Дело было так: в 1847 г. Пирогова командировали на Кавказ для оказания мер по устройству военно-полевой медицины, для помощи раненым и внедрения новых методов оказания медицинской помощи в военных условиях, благодаря которым он позже занял достойное место в истории медицины. Когда он вернулся в Петербург и явился к военному министру князю Чернышеву, его ждал весьма суровый прием. Оказалось, что Пирогов одет не по форме, и Чернышев строго отчитал его за это. Разумеется, Николай Иванович почувствовал себя оскорбленным, решил выйти в отставку и уехать навсегда за границу.

«Русской земле, – пишет Кони, – грозила опасность потерять человека, который уже тогда составлял ее славу – непререкаемую и растущую с каждым днем. Но судьба на этот раз была милостива к нашей родине. Среди тогдашнего благоденствия, которое, по словам Шевченки, выражалось в гробовом молчании, – на сквозном ветру ледяного равнодушия к участи и достоинству человека – не погасал, но грел и ободрял яркий огонек в лице великой княгини Елены Павловны».

Великая княгиня немедленно пригласила Пирогова к себе и выказала все участие, на которое только была способна. Позже сам Пирогов писал: «Великая княгиня возвратила мне бодрость духа, она совершенно успокоила меня и выразила своей любознательностью уважение к знанию, входила в подробности моих занятий на Кавказе, интересовалась результатами анестизаций на поле сражения. Ее обращение со мною заставило меня устыдиться моей минутной слабости и посмотреть на бестактность моего начальства как на своевольную грубость лакеев».

* * *

Многим запомнились отряды медицинских сестер, приехавшие в 1853 г. в Севастополь помогать раненым во время Крымской войны. Девушки из дворянских семей в трудный час решили быть полезными своей родине. И для многих из них известие о том, что великая княгиня Елена Павловна организует первую в России Крестовоздивженскую общину медицинских сестер, стало добрым знаком, указывающим путь. Этот замысел Елена Павловна вынашивала вместе с Пироговым. Позже он писал одной из ее фрейлин, рассказывая, как долго и безрезультатно просил отправить его на фронт, а потом решил обраться к великой княгине. «Она мне тотчас объявила, – рассказывал Николай Иванович, – что взяла на свою ответственность разрешение моей просьбы – и тут же объяснила свой гигантский план основать организованную женскую помощь больным и раненым на поле битвы, предложив мне самому избрать медицинский персонал и взять управление всего дела. Никогда не видал я великую княгиню в таком тревожном состоянии духа, как в этот день, в эту памятную для меня аудиенцию. Со слезами на глазах и с разгоревшимся лицом она несколько раз вскакивала со своего места, как будто бессознательно прохаживалась большими шагами по комнате и говорила громким голосом: „И зачем вы ранее не обратились ко мне, давно бы ваше желание было исполнено, и мой план тогда тоже давно бы состоялся… Как можно скорее приготовьтесь к отъезду… времени терять не следует… на днях, быть может, опять произойдет большая битва. Прощайте… или нет… подождите… я еще что-то хочу вам сказать насчет организации моей общины… или нет, зайдите-ка лучше ко мне завтра в этот же час. До свидания!“. Я вышел, запутался в комнатах и после некоторого странствования очутился опять у двери аудиенционной комнаты и увидел великую княгиню. Она стояла в глубоких думах или начинала с волнением прохаживаться по комнате. К вечеру того же дня она известила меня, что просьба моя принята, а на другой день я с большим вниманием выслушал от нее, как она желала устроить женскую службу – перевязочными пунктами и подвижными лазаретами».