Книга Ты создана для этого - Мишель Сакс

Я сделал еще один глоток, на этот раз медленный и длинный. День был холодный, над озером висел густой туман. Я дрожал. Подумал, стоит ли ему рассказать другую новость.

Нет, не сейчас.

– Выпей еще, – сказал Карл, и я снова отхлебнул.

Я был благодарен за то, что у меня помутилось сознание. Мысли перемешались, и я заблудился во времени. Вспомнил нашу свадьбу, Мерри, которая обещала принадлежать только мне. Потом Мерри в Нью-Йорке, возвращавшаяся домой по ночам. «Большая фотосессия», – с раскрасневшимся лицом оправдывалась она.

Потом беременность. Мечта сбылась. Ребенок, залог семейного счастья.

Теперь ничего нет. Она все испортила.

– Кто мог навредить ребенку? – сказал я. – Каким надо быть чудовищем, чтобы это сделать?

До сих пор не могу поверить в случившееся.

Карл молчал.

Я сделал очередной глоток и поперхнулся. Проглотил виски вместе со слюной.

– Они еще кое-что обнаружили, – сказал я. – Предшествующие повреждения – так они назвали. Подозрительные синяки и перелом.

«Синяки», – вдруг вспомнил я.

Карл похрустел костяшками пальцев. Потом наклонился, взял бутылку и сделал долгий глоток.

– Сэм, – сказал он, – это, конечно, не мое дело. Но несколько раз Эльза говорила мне, что слышала громкий плач, доносившийся из вашего дома. В первой половине дня.

Я выжидал.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Могу только сказать то, что она мне говорила. Плач, громкие крики. Разные звуки. Разные… причины. Она несколько раз говорила мне. Конор всегда плакал. Эльза считала, что дети так много не плачут, когда у них режутся зубы. Похоже, что там происходило что-то плохое.

Я посмотрел на свои руки. Кулаки сжимались и разжимались.

Мне становится все больнее и больнее. Меня тошнит, просто наизнанку выворачивает. Так плохо, что хочется голыми руками добраться до своих внутренностей, как филиппинские хилеры, за операциями которых я однажды наблюдал. Да, я хочу залезть пальцами в свою плоть и вырвать каждый кусок кровоточащей гнили, боль, горе и жгучую раскаленную ярость, которая глубоко и прочно засела внутри меня, напитываясь осознанием измены Мерри.

Что хуже, убийство или ложь? На мой взгляд, они равноценны.

Мы с Карлом подошли к дому сразу после прибытия полиции.

– Они предъявили ордер на обыск, – сказала Фрэнк. – И сразу прошли в дом.

Они ходили по всему дому, с фотоаппаратами и прозрачными пакетами для сбора вещественных доказательств. Туфли в пластиковых чехлах, чтобы не утратить ни одну из улик. Треск, щелканье. Фотоаппараты и вспышки – вся наша жизнь упаковывалась в сумки, чтобы отправиться на исследование.

Я зашел в спальню. Мужчина-полицейский как раз вытаскивал что-то из одного из ящиков Мерри.

– Что это? – спросил я.

– Похоже на противозачаточное средство, – ответил тот. Он открыл пакет для улик и кинул туда круглую упаковку противозачаточных таблеток.

Противозачаточные средства. А как же те благоприятные дни, те наивные и романтичные обсуждения нашей «чертовой дюжины»? «О, Сэм, не могу дождаться. Чем нас будет больше, тем веселее».

Все было просто игрой. Все. Мерри лгала, притворялась и лицемерила. Она всего лишь устраивала представления, а я ей верил, верил, что так все и было на самом деле.

Фрэнк

Я изо всех сил стараюсь делать все возможное, чтобы быть полезной. Не попадаться Сэму на глаза, но оказаться рядом с ним, когда он посчитает, что нуждается во мне. Бедняга. Его дважды постигло горе. Сначала умер ребенок, а потом выяснилось, что его жена – убийца. Страшный поворот событий, ужасное и трагическое разоблачение. Женщина, которая отняла жизнь у собственного ребенка. Разве ее поступок не противоречит всем законам природы? Похоже на психическое расстройство.

До сих пор не могу поверить, что того очаровательного, волшебного малыша больше нет.

Его присутствие ощущается во всем доме. Его запах, одежда, маленькие яркие деревянные кубики. В холодильнике ровными рядами выстроились нетронутые банки с детским питанием, зеленые и оранжевые пюре, которые готовы отправиться ему в рот – вжик-вжжик, чух-чух. На полу любимые игрушки – паровозик и самолет-истребитель. Он расплывался в счастливой улыбке, когда брал их в руки.

В ванной комнате на краю ванны его с нетерпением ждут пластмассовые игрушки: три большеглазые пищащие уточки и голубой слоник, из хобота которого выдавливалась мыльная пена. Кря-кря. Буль-буль.

Носочки, снятые с его пальчиков и провалившиеся в щели дивана. Стерилизованные бутылочки, поставленные в ряд в кухонном шкафу. Коричневые изжеванные соски, которые нужно положить на место. Книги с толстыми картонными листами, книжки для купания, приспособление для коляски, автокресло, игровой коврик на полу, слабый запах недоеденного диетического печенья, которое он где-то выплюнул – там, где знал только он. Лучи солнца освещали на стекле двери отпечаток его руки и оставленные его слюнявыми губами следы, которые еще не успели отмыть. Он был в каждом уголке дома. При мысли, что он исчез из этого мира, мне становится очень больно и тоскливо.

Сегодня вечером я приготовила ужин – жаркое с овощами, собрав последние морковки и зелень, которые уцелели в огороде. Сделала зеленый салат и домашний винегрет.

Повязывая вокруг своей талии фартук Мерри с красными полосками, я вздрогнула.

Где она сейчас? В камере или на очередном допросе? Я знаю, в чем сейчас ее обвиняют, и знаю о других ее злодеяниях. Тем не менее мне ее жаль. Моя лучшая подруга. Отчаявшаяся женщина. Женщина, попавшая в западню из-за собственной лжи.

– Ложь похожа на снежный ком, – предостерегала меня мама, – чем больше его катаешь, тем больше он становится.

Уверена, что за всю свою жизнь Кэрол не произнесла ни одного лживого слова.

В кухню вошел Сэм:

– Что это?

– Иногда хороший ужин помогает отвлечься. Съешь хоть немного.

Я зажгла свечи, налила ему виски.

Сэм сел. Я наложила еду на тарелку и поставила перед ним. Он положил кусочек в рот, стал с шумом пережевывать и глотать, а стены отзывались эхом на производимые им звуки.

– Ты ее хорошо знаешь, – через некоторое время заговорил он.

– Я думала, что да, – вздохнула я.

– Ты знаешь все ее секреты, – сказал он, внимательно посмотрев на меня и направив на меня свой нож. – Ты знаешь, что она делала.

Должно быть, мое лицо выражало испуг и удивление, которые я испытывала в тот момент.

– Да, – сплюнул он. – Ты все знала, правда?

Я сглотнула и покачала головой:

– Прости, Сэм. Мне так жаль. Я не хотела вмешиваться. Я не хотела… Она же моя лучшая подруга.