Книга Красота - это горе - Эка Курниаван

Не одни влюбленные девицы рассказывали сказки – люди постарше и те клялись, что, когда родился Кливон, звезды над городом сияли чуть ярче обычного, будто весь мир приветствовал рождение нового пророка, и голландцы, что рыскали тогда по Халимунде, усмотрели тут дурное предзнаменование.

Правду ли о нем говорили, нет ли, Аламанду заинтересовал он с самого начала, когда искренне признался ей, восьмилетней, в любви; много лет прошло, а молва о нем все не утихала, только теперь говорили, будто он пропал. Во время его скитаний, когда никто не знал, что с ним, девчонки болтали о нем без умолку и чахли от тоски. Многие верили, что его зачем-то похитили разбойники, увезли подальше и убили. Нет, он почуял опасность и где-то скрывается, уверяли другие. Как бы то ни было, для многих Кливон стал легендой, почти наравне с Шоданхо.

Аламанде исполнилось пятнадцать, когда Кливон наконец вернулся. Было ему уже двадцать четыре, и называл он себя Товарищем Кливоном. Покончив с бродячей жизнью, стал он портным, подмастерьем у матери, но помощи от него было немного, и выручка Мины не увеличилась – лишь иногда девушки, добиваясь внимания Кливона, заказывали ему платья. Вскоре оставил он свою бесславную карьеру портного и стал помогать другу строить лодки. Пластик тогда был дорог, и лодки делали из дерева. Кливон конопатил щели дегтем, красил, а через некоторое время устроился на грибную ферму старика Куву – следил за температурой в помещении, готовил подстилку из соломы, а заодно прививал грибницу, помогал собирать урожай, упаковывать и грузить грибы, и прочее, и прочее. К тому времени все уже знали, что его завербовали коммунисты, – четыре года назад они стали одной из трех главных партий на выборах в городской совет, а могли бы набрать большинство, если бы не ужас, который выпал на долю жителей Халимунды в годы революции, – и в партийном штабе на углу улицы Голландской Кливон был самым молодым.

Коммунистам его обаяние было на руку: он вербовал девушек. Если на митинге выступал Кливон, всегда случался аншлаг, а девчонки визжали как сумасшедшие. Что и говорить, Товарищ Кливон был красавец, а главное, хороший оратор. Аламанда как-то раз пришла его послушать на ярмарке в День труда – подруги все уши ей прожужжали. Если коммунисты победят на выборах в городской совет, то благодаря Товарищу Кливону, считали многие.

Когда решила Аламанда покорить первого в городе красавца, на ее счету было уже двадцать три разбитых сердца, а Кливон за короткое время успел сменить дюжину девушек, а скольким отказал, и вовсе не счесть. Намечалась битва гигантов, и не только рабочие фермы, весь город с трепетом ждал развязки. Некоторые даже заключали пари, кто кого бросит, и многие сокрушались, что Аламанда и Кливон выбрали не их.

Когда школьников отправили на летнюю практику, Аламанда уговорила подружек пойти к старому Куву на грибную ферму. Там они и встретились – в душном сарае, среди пластиковых перегородок. Аламанда заглядывала в сарай якобы помочь собрать утренний урожай и, увидев Кливона, дразнила его улыбкой или расстегнутым воротом платья. Кливон смотрел на нее сверху, с полки на четвертом ярусе, а она, стоя внизу, обращалась к нему с какой-нибудь мелкой просьбой. Кливон обходился с ней сдержанно, лишь мимоходом отмечая про себя, как она хороша, – и не подумаешь, что несколько лет назад он с ума сходил от ее красоты.

Несколько недель виделись они почти каждый день – вместе готовили подстилку, поддерживали температуру, обсуждали, какого размера грибы собирать и не пора ли прививать грибницу.

Стоя лицом к Аламанде среди бамбуковых подпорок, укреплявших стеллажи с грибами, Кливон сказал наконец: “Вы очаровательны, мисс, но склочница вы изрядная!”

“Болван”, – подумала Аламанда. Она не предполагала, что Кливон вот так уйдет, бросит ее одну; она ждала, что он станет за ней бегать, добиваться ее, а она, как всегда, его отвергнет. Стоя в дверях, смотрела Аламанда, как Кливон с товарищами отдыхают на краешке поля – сигарета по кругу, колечки дыма, смех, болтовня.

Тогда-то она пустила все на самотек и впервые в жизни узнала, что значит не спать ночами от любви, – каждую ночь ждала она: скорей бы утро, скорей бы опять в грибной сарай, к Кливону, узнать, влюблен он до сих пор или уже успокоился. Осознав, что влюбилась не на шутку, Аламанда пришла в ужас от того, что над ней взяли верх, и, чтобы подавить в себе нежные чувства, стала придумывать самые гадкие способы повергнуть его к своим ногам. Ну и пусть она его любит, все равно отвергнет – пробудил в ней любовь, пускай теперь помучается. Но при каждой встрече он, казалось, просто радовался обществу хорошенькой девушки и не делал никаких шагов к сближению.

Все глубже увязала Аламанда, не в силах противиться его чарам; странный он все-таки – смотрит влюбленными глазами, ласкает взглядом каждый изгиб тела, но при этом не отвлекается от своих грибов. Аламанда ждала ухаживаний, цветов, любовных писем. Пусть он безумствует, как много лет назад, когда ей было восемь. Наконец она смирилась со своим чувством и дала ему волю, но Кливон не изменил своего поведения ни на йоту, хотя Аламанда всячески давала понять, что он ей небезразличен, – то надует губки и попросит ее подвезти, то пристроится рядом, когда он работает, – и наконец, испугавшись, что допускает промах за промахом, уверила она себя, что любовь ее безответна, и решила сдаться, принять поражение.

Что ж, сказала она себе, не замечает меня, и ладно. Но едва она совсем отчаялась, Кливон ни с того ни с сего сорвал где-то розу и принес ей. Аламанду вновь захлестнули чувства.

– В воскресенье с утра мы едем на пляж, – сказал Кливон. – Если хочешь с нами, буду тебя ждать за грибным сараем.

И, не дождавшись ответа, направился к кучке рабочих стрельнуть папироску. Аламанда вернулась домой, поставила розу в стакан, и цветок простоял много дней, пока не поник и не завял.

В воскресенье с утра она не могла решить, идти ли с Кливоном на пляж. В ее сердце бушевала война: опытная кокетка твердила, что надо изображать недоступность, меж тем другая ее часть, пылая любовью, приказывала идти – ведь если не пойти, она весь день не увидит Кливона. На подкашивающихся ногах доковыляла она до поля позади грибного сарая – а Кливон уже там, накачивает колесо велосипеда. Аламанда спросила, где остальные.

– Мы будем вдвоем, – ответил Кливон, даже не обернувшись.

– Если больше никого, то и я не поеду, – сказала Аламанда.

– Ну, раз так, поеду один.

Была не была, решила про себя Аламанда и, когда Кливон накачал колесо, уже сидела на багажнике, будто ее заманил туда сам дьявол. Товарищ Кливон молча оседлал велосипед, и поехали они на пляж.

День Аламанда провела чудесно. Кливон оживил в ней счастливые воспоминания детства. Сначала они, как двое малышей, сидели на песке и строили замки, кто выше. Когда замки смыло волнами, стали они состязаться, кто быстрее поймает пух одуванчика, потом наловили морских улиток и устроили гонки, чья быстрее, а когда им надоело, бросились в море и весело плескались. Лежа на мокром песке, слушая шорох волн и глядя, как румянится небо на горизонте, Аламанда мечтала, чтобы этот день никогда не кончался. Лежать бы так всю жизнь, рядом с самым красивым на свете парнем.