Книга Сады Солнца - Пол Дж. Макоули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она еще живая!
– Нет, она мертва, – возразил генерал. – Просто она еще не знает об этом. Немного похоже на дальних. Правда, сеньор Ифрахим?
– В самом деле, сэр.
Генерал встал над животным. Влажный карий глаз коровы, полускрытый рыжими ресницами, повернулся в глазнице – посмотреть на пришедшего человека. Арвам расстегнул ножны, вытащил нож с костяной рукояткой и крючковатым лезвием, поцеловал лезвие, схватил рог, завернул голову вверх и взрезал натянувшуюся кожу на горле. Из раны хлынула кровь, густокрасный ручей побежал по вытоптанной траве, запятнал комбинезон Берри, опустившегося на колени перед умирающим зверем. А мальчик нагнулся и посмотрел корове в глаза, будто хотел различить в них, мутных и бессмысленных, проблески крошечного разума и заметить, когда он покинет тело. Генерал окунул указательный палец в собирающейся луже, схватил мальчика за руку, подтянул в себе, провел кровавую линию ото лба до кончика носа и сказал, что в следующий раз честь убийства отдаст Берри. В золотистом луче света мальчик и взрослый казались героями легенды из далекого прошлого.
Лок подумал о том, ради кого генерал затеял этот спектакль. Ради мальчика? Или ради него, Лока Ифрахима? Берри испустил очередной хриплый, лающий смешок, вырвался и кинулся в лес, за коровами, рассыпавшимися среди деревьев. Радостные вопли мальчишки отражались эхом от панелей купола, косо поднимающегося над кронами.
Капитан Невес решительно направилась вслед за Берри. А генерал поведал Локу, что хотел бы полностью выбить стадо до того, как покинет Диону.
– Конечно, лишить Эуклидеса сочных бифштексов – невеликое удовольствие, но, признаюсь, оно мне по душе. Мистер Ифрахим, мы провели тут отличную работу и могли бы сделать намного больше, если бы не досадные обстоятельства.
– Сэр, несомненно, вы правы.
– Что думаете про Берри?
Взгляд разных генеральских глаз – один темно-карий, другой бледно-голубой – выводил из равновесия. От генерала несло бренди.
– Мальчик растет, – заметил Лок.
– У него было трудное детство. Профессор-доктор, может быть, и гений, но материнских чувств у нее как у скорпиона. Я сделал что мог, но у меня осталось немного времени. Я не смогу защитить Берри от Эуклидеса, если тот решит использовать мальчика для давления на профессора-доктора.
Локу захотелось указать генералу, что он сам держит мальчика в поселении-саду именно с этой целью.
– Мистер Ифрахим, я хочу попросить о последнем одолжении, – сказал генерал. – Отвезите Берри к его матери. Как, сможете?
– Я всегда к услугам альянса, – ответил дипломат, отчаянно пытаясь не обращать внимания на задумчивый взгляд офицера ЦТРС, сохранять вежливое безучастное спокойствие, не выказать гнева.
Боже мой, как же генерал его подставил! Черт возьми, есть занятия и получше того, чтобы присматривать за психованным отродьем генетической ведьмы. А теперь генерал еще и показал всем, что у него особые отношения с неким Локом Ифрахимом. Но отказаться нельзя. Арвам Пейшоту пока еще – сила. Он может с легкостью растереть в пыль.
– Капитан Невес сопроводит вас, – продолжил генерал. – Она опекала Берри. И показала себя исключительно способной. Надеюсь, у вас нет возражений.
– Конечно, нет, – заверил Лок, хотя возражения у него были.
Причем много. Но они не касались капитана Невес. Локу девушка нравилась. Он не испытал ни капли ревности, когда ее перевели в генеральский штаб. Теперь ясно: генерал в обычной хитрой манере пытается свести старые счеты. Демонстрирует доверие к Локу, привязывает к Хон-Оуэн…
– Профессор-доктор на Мимасе со своей, хм, бригадой, обследует очередной странный сад. Я уверен, что она с радостью воссоединится с сыном. Для меня будет большим облегчением узнать, что он в надежных руках. Мистер Ифрахим, я хотел бы пригласить вас на обед, но, боюсь, вам лучше вылететь как можно раньше. До свидания. И кстати – удачи!
– Смотри и учись, – спустя шесть дней после вылета с Дионы сказал капитану Невес Лок Ифрахим. – Вот что получается, когда дальним позволяют сохранить их так называемую демократию.
Они стояли перед большой панелью из прозрачного пластика, привинченной к внешней раме Каукус Хауз, в Камелоте, на Мимасе. Каукус Хауз был одним из самых больших строений Камелота и представлял собой открытую сферу с шестью этажами платформ и крошечных комнат, висящую среди ветвей огромного баньяна и пронизанную ими. Перед войной здание было местом, где горожане собирались и улаживали политические дела. Теперь оно стало административным центром переходного правительства. Оккупационные власти окружили сферу пластиковой оболочкой, уничтожили листву, жилые дома, мастерские и магазины вокруг, уложили фуллереновую сетку на землю между многочисленными стволами баньяна и создали вокруг дерева пустое кольцо в сотню метров шириной.
На восточном конце этой площади на тянущихся этажами ветвях столпились дальние. Там были растяжки с лозунгами, на воздух проецировалось множество изображений и видеороликов, описывающих недавние оскорбления так называемой демократии. Изображения скакали, представлялись вереницей бессвязных, но, должно быть, много значащих образов. Кто-то орал в мегафон, остальные грохотали, вопили и лязгали. Внизу, на площади, несколько протестующих сковали себя кандалами в живое кольцо вокруг баньянового ствола. Отряд военной полиции в белых шлемах и комбинезонах уже суетился вокруг, разрезая цепи сварочными пистолетами и уволакивая бунтовщиков прочь.
Пока Лок и капитан Невес наблюдали за этим цирком, что-то размером с птицу пролетело над площадью и воткнулось в пластик справа от пары. Лок, не сразу понявший, что это, вздрогнул и шарахнулся. Капитан Невес не повела и глазом, пристально и сосредоточенно рассматривала объект. Тот вдруг заорал, принялся выкрикивать что-то про мир и любовь с такой силой, что задрожали огромные пластиковые панели. Затем, словно ястреб на воробья, спикировал дрон, содрал говорящую машину с пластика и нырнул вниз, к своему оператору на площади. Там полиция уже отделила последних скованных и повела к роллигону. Разномастная толпа на деревьях вопила и хлопала в ладоши.
– Охранник сказал мне, что подобное дерьмо здесь расхлебывают каждый день, – сообщила капитан Невес.
Ради встречи с военным губернатором города она надела парадную синюю униформу и стояла по стойке смирно с фуражкой под левой рукой – свежеподстриженная, суровая, на кофейного цвета лице решимость и отвага, будто капитан позировала для плаката, агитирующего записываться добровольцами.
– Не понимаю, отчего их всех не запихнут в тюрьму.
– То, что в Париже – нарушение закона, здесь – законный протест. Одобренный мэрией и хитроумным полковником Маларте.
– Но это же неуважение! – возразила Невес. – А ничего не делать – значит показывать слабость.
– А что бы ты сделала, будь ты командиром?
– Показала бы, что не уважаю их.
– Ну да, это бы точно до них дошло. А заодно и создало бы мучеников. А мученики – очень эффективный инструмент для создания возмущений вроде этого.