Книга Непрочитанные страницы Цусимы - Владимир Цыбулько

Между тем, начальники, которые формулировали и защищали русскую позицию, не были информированы на элементарном уровне. Когда в 1907 г. к делу привлекли командира "Орла" капитана 2 ранга Лахматова, от него узнали, что на корабле вообще не было радиотелеграфной станции. Русские оказались в курьезном положении. Можно себе представить, как стыдно себя чувствовали наши дипломаты перед французами, защищавшими интересы России в контактах с японцами. В случившемся видна слабая подготовка русских к борьбе с противником в информационной сфере. Японцы же выглядят "мастерами" информационной борьбы, использовавшими заведомую ложь. Вместе с тем, тут просматривается отсутствие у японцев действительных фактов, которыми можно было бы подкрепить хилое основание, которое они использовали при захвате "Орла".

С получением первых сообщений о захвате госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в Петербурге начали следить за ходом событий и вырабатывать позицию России в этом вопросе. Положение значительно прояснилось после освобождения из японского плена "Костромы" и личного состава "Орла". Первым выработало позицию морское министерство. 11 июня 1905 г. управляющий морским министерством адмирал Ф.К Авелан направил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу письмо, в котором сообщал: "Захват японцами госпитального судна "Орел" представляет вопиющее нарушение международного права. Пароход "Орел" был снаряжен согласно 2-й, 3-й статьям Г аагской конвенции и приспособлен исключительно для госпитальной службы. На основании вышеупомянутой конвенции пароход "Орел" безусловно изъят от захвата и конфискации и должен пользоваться неприкосновенностью .

Японцы захватили означенный пароход и в настоящее время дело об "Орле" будет рассматриваться в японском призовом суде . С юридической точки зрения, дело о захвате госпитального суда не подлежит призовому разбирательству".

Министр иностранных дел признал дело о захвате "Орла" дипломатическим и взял его под свое попечение. На письме министр наложил резолюцию о составлении телеграммы послу в Париже Нелидову "с указанием изложенных вполне справедливых доводов". По-видимому, при составлении телеграммы возникли противоречия относительно "вполне справедливых доводов", работа затянулась. Была создана особая комиссия с участием представителей МИД, морского министерства и Российского общества Красного Креста. 28 июня комиссия приняла заключение, в котором дала свое толкование положений Гаагской конвенции и признала необходимым протестовать перед японским правительством по поводу передачи дела в призовой суд. Согласно выводам особой комиссии, министр послал российскому послу в Париже телеграмму, выдержку из которой по публикации в газете "Кронштадтский вестник" представляем читателям.

"На основании Гаагской конвенции для госпитальных судов создано совершенно особое юридическое положение . Таковые суда хотя и входят в состав неприятельской эскадры, но признаются, ввиду их гуманитарной цели, неприкосновенными для воюющих, при условии неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия, госпитальное судно теряет, конечно, привилегию неприкосновенности и может быть рассматриваемо лишь как вспомогательный по отношению к эскадре крейсер, то есть подвергать себя риску военных действий и военному плену, как всякие другие военные суда, вопрос о захвате коих, конечно, не может подлежать призовому суду, имеющему совершенно особую компетенцию по задержанию частных судов или грузов "Орел" мог бы быть конфискован японским правительством лишь в административном порядке по предъявлению нам ясных доказательств нарушений судном лежащих на нем обязательств согласно Гаагской конвенции 1899 года".

Сравнение двух документов, исходящих от глав министерств морского и иностранных дел, показывает на совпадение их позиций в вопросе о передаче дела о захвате "Орла" в призовой суд. Оба министра считают этот шаг японского правительства принципиально неверным и противоречащим международному праву.

В то же время позиции министров в вопросе о захвате госпитальных судов существенно различаются. Адмирал Авелан исходил из того, что "Орел" безусловно изъят от захвата и не видит условий, при которых японцы могли его осуществить. Граф Ламсдорф принцип неприкосновенности госпитальных судов оговаривает условием неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия госпитальное судно теряет неприкосновенность и подвергает себя риску военных действий (обстрелу, торпедной атаке и др.) и военному плену.

Ретроспективный взгляд на вопрос о захвате свидетельсгвует о многочисленных случаях осуществления японцами такового в отношении торговых и военных судов, хотя, однако, не породило у министров, особенно у морского, мысли о возможных способах захвата японцами госпитальных судов и выработке указаний командирам кораблей и флагманам о действиях в подобных ситуациях. Командиры госпитальных судов и флагманы были ориентированы в положениях конвенции о захвате так же, как их министр. В Цусимском бою командир "Орла" не нарушил международное право, но и не противодействовал захвату корабля японцами. Флагманы эскадры не приняли никаких мер по прикрытию госпитальных судов. Японские вспомогательные крейсера, имея задачу захватить госпитальные суда, руководствовались соответствующими положениями Г аагской конвенции с учетом возможных нарушений ее русскими госпитальными судами и потерей ими принципа неприкосновенности. Поскольку таких нарушений не было, японцы, прибегнув к вымышленным обвинениям, задержали и захватили госпитальное судно. В призовом суде Сасебо было возбуждено дело о конфискации "Орла".

Таким образом, недостаточная юридическая подготовка к использованию госпитальных судов стала одной из причин их захвата японцами. Посылая телеграмму российскому послу в Париже, Ламсдорф просил, чтобы формальный протест японцам о неподсудности дела "Орла" призовому суду был заявлен французским посланником в Токио до 7 июля, дня, назначенного для заседания суда. Но уложиться в желаемый срок в Париже не успели. Соответствующая нота была вручена французским посланником министру иностранных дел Японии лишь 17 июля.

В ответной ноте 28 июля японский министр граф Кацура известил, что японское правительство, находясь в войне с Россией, не признает за ней права какого бы то ни было протеста и поэтому не находит возможным даже обсуждение данного вопроса. Так как Япония в течение 1,5 лет последовательно отказывалась признавать за Россией право протеста через посредство представителей третьей державы, то дальнейшие протесты по делу "Орла" потеряли смысл. Решено было возобновить дело путем непосредственных переговоров с японскими дипломатическими представителями после заключения мира.

Между тем, 7 июля 1907 г. в порту Сасебо состоялся призовой суд, заслушавший комиссаров японского правительства. Ввиду невозбуждения ходатайства о формальном допросе свидетелей суд такового не производил, согласившись с заключением правительственных комиссаров. Суд определил, что "госпитальное судно "Орел" было употреблямо для военных целей и потому подлежит конфискации со всеми своими принадлежностями". Основания, которыми руководствовались правительственные комиссары и призовой суд в своих заключениях официально, стали известны русской стороне после возобновления дипломатических отношений с Японией. Они будут рассмотрены нами в следующем разделе.