Книга Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, попались, голубчики! – весело говорил Ушаков.
Он немедленно оповестил флот, приказал нести все паруса и кинулся на турок.
Все уже знали привычку адмирала Ушакова не терять понапрасну времени на перестроение, а поскорее обрушиться на врага.
Турки хотя и превосходили силами Ушакова, но не выдержали дружного натиска русских – стали рубить канаты, в беспорядке вступали под паруса и бросились наутек к Дунаю.
…Погоня длилась уже четыре часа. Успела смениться вахта, команда успела пообедать, а боя все не предвиделось.
Ушаков продолжал настойчиво гнаться за врагом – до вечера было еще далеко. Сигнал о погоне так и не убирался с мачт адмиральского корабля «Рождество Христово».
Федор Федорович, сдвинув брови, ходил по шканцам. «Неужели уйдут?» – беспокоился он.
На корабле все было готово к бою.
Матросы, переговариваясь, сидели на своих местах. Ожидание томило хуже всего. Говорили о разном: молодые вспоминали дом, старики – Севастополь, где остались семьи. Но все разговоры возвращались к самому близкому и волнующему – к сегодняшней встрече с врагом. Придется ли нынче драться, или турок все-таки убежит опять?
Это занимало всех – от брамсельного матроса до трюмного.
Васька Легостаев, молодой матрос, еще мало разбирался в морском деле. Он слушал, что говорят старшие, видавшие виды моряки.
У их единорога, подле которого сидел Васька, беседу направляли двое: старик канонир Андрей Власьич и подошедший к ним урядник.
Приятели, как обычно, спорили.
– Не хочет турок принять бой, – заметил Власьич.
– Сегодня ему несподручно: он под ветром, – поправил его Зуб.
– А как же в тот раз мы под ветром дрались? Нам сподручнее было, что ль?
– То мы, а то он… Уйдет. Не догнать!
– Еще бы не уйти: у него паруса бумажные.
Урядник усмехнулся:
– Не в одних парусах дело. У него корабли обшиты медью. А наши – тяжелы на ходу.
Секунду помолчали. Потом Власьич обратился к молодым:
– Поглядите-ка, ребята, у кого глаза поострее: сдается мне, что у турка задние корабли отстают…
– Это так оказывается только, – буркнул Ефим Зуб.
– Отстают, дяденька! – весело доложил Васька Легостаев.
– Отстают!
– Глянь-кось, и адмирал наш увидал, повеселел, смеется! – заговорили артиллеристы.
– Я ж сказывал: сколько ни тянуть, а надо будет отдать! – с торжествующим видом посмотрел на урядника Власьич.
Все оживились:
– Что-то теперь будет?
– Оттяпаем ему хвост, вот что будет!
С каждой минутой становилось яснее, что задние турецкие суда вскоре окажутся отрезанными.
Адмирал Ушаков ходил, посмеиваясь от удовольствия: все-таки будет так, как он хочет. Либо капудан Гуссейн пожертвует своим арьергардом, либо должен будет принять бой, который навязывал ему Ушаков.
По морю прокатился пушечный выстрел: капудан сигналил своим кораблям поворачиваться.
Турки все-таки не ушли от боя.
Трехбунчужный паша Саит-бей, поджав ноги, сидел у бизань-мачты на подушках. Кругом кипел жестокий бой.
Громадный корабль сотрясался от выстрелов 38-фунтовых пушек нижнего дека. В ушах ломило от непрерывного грохота, который не умолкал ни на минуту вот уже в течение нескольких часов. Пороховой дым ел глаза, застилая все вокруг. Сквозь него только на секунду пробивались лучи закатного солнца.
Русские ядра с визгом носились в воздухе. Под ударами книппелей трещал рангоут.
Над самой головой Саит-бея свисали концы оборванных снастей.
Палуба была завалена телами убитых галионджи[59]. Саит-бей невозмутимо курил, расчесывая пальцами длинную седую бороду: что суждено, того не минешь. Но пальцы Саит-бея все-таки дрожали.
Офицеры свиты паши, стоявшие перед ним полукругом в ожидании приказаний, тряслись от страха. За спиной паши, боязливо озираясь, стоял с опахалом в руке слуга, обычно отгонявший от своего господина мух. Теперь ему делать было нечего: он и сам боялся тех мух, которые летали кругом.
Престарелый Саит-бей был назначен султаном в советники к капудан-паше Гуссейну, командовавшему флотом. Но молодой Гуссейн что-то мало внимал советам старика.
Началось с того, что Гуссейн вышел в море во вторник. Саит-бей предупредил его: в этом дне есть один какой-то несчастливый час, которого никто не знает. Гуссейн не побоялся несчастливого часа.
Когда сегодня утром русские внезапно с на-ветра напали на них, Гуссейн поступил правильно, не приняв боя: под ветром драться нельзя. Но зачем было снова поворачивать на врага? Если задние корабли отставали, значит, такова воля Аллаха.
И рисковать из-за них всем флотом было ни к чему.
Теперь оставалось только положиться на милость пророка и драться. Но как ни отчаянно дрались турецкие корабли, а дело было плохо.
Турецкие адмиралы знали обыкновение русского паши – нападать на корабль капудана, потому Саит-бей посоветовал Гуссейну держать все флагманские суда поближе к капуданскому. Но увы! И это не помогло. Проклятый русский паша смело лез в самую гущу боя. Он бился с тремя турецкими кораблями, и в том числе с 80-пушечным кораблем капудан-паши. И все они, один за другим, вынуждены были выйти из линии.
Турецкая эскадра постепенно сбивалась в кучу, теряя строй.
Оставалось одно: поворачивать – хотя бы и под выстрелами русских – и уходить.
Солнце уже закатывается, скоро наступит благодатная ночная темнота, которая укроет турок.
«Чего он там ждет?» – недовольно подумал о Гуссейне Саит-бей и посмотрел, где капитан корабля.
Капитан корабля, жилистый высокий Магмет-Мустафа-ага, стоял на шканцах среди наваленных, точно дрова, обломков рей. В руках у него был курбач – толстый бич из кожи гиппопотама. Он понукал галионджи, возившихся с парусами. Магмет-Мустафа как раз смотрел в сторону паши.
Говорить было невозможно – за грохотом не слышно слов. Саит-бей только махнул рукой, показывая, что надо уходить. Магмет-Мустафа-ага понял его. Перепрыгивая через тела убитых, он кинулся к галионджи.
Уже пять часов длился бой.
Ушаков заранее выделил три фрегата в резерв. Они вышли из линии и держались против передовой части флота, чтобы не позволить туркам атаковать наши суда с двух сторон.
Русские корабли старались подойти возможно ближе к врагу: хотели ввести в действие орудия всех калибров.