Книга Пустышка. Что интернет делает с нашими мозгами - Николас Дж. Карр

Есть немалые основания предполагать, что по мере развития Сети эффект Флинна будет ослабевать. Исследования, проведённые в Норвегии и Дании, показывают, что рост показателей оценки интеллекта начал замедляться в 1970-е и 1980-е годы, а с середины 1990-х годов рост остановился, и даже началось обратное движе­ние. Исследование, проведённое в Великобритании в 2009 году, показало, что после нескольких деся­тилетий роста IQ подростков снизился за период с 1980 по 2008 год на два пункта. Скандинавские страны и Великобритания быстрее других внедряли у себя высокоскоростной Интернет, а их население активнее, чем в других странах, использует много­функциональные мобильные телефоны. Если бы цифровые медиа действи­тельно улучшали показатели IQ, это отразилось бы на результатах тестов.

Чем же объяснить эффект Флинна? Для его объяснения выдвигалось мно­жество теорий - от общего уменьшения размера семей, до улучшения пита­ния и развития системы общего образования, однако самое правдоподобное объяснение было выдвинуто самим Джеймсом Флинном. В самом начале исследования он отметил, что его выводы полны парадоксов. Для начала, резкий рост показателей тестов в XX веке заставляет нас считать, что наши предки были значительно глупее. Однако всё, что мы знаем о них, убеждает нас в обратном.

Как написал Флинн в своей книге «Что такое интеллект?», «если при­рост результатов тестов IQ на самом деле отражает реальность, мы при­ходим к абсурдному заключению о том, что наши предки были умственно отсталыми». Второй парадокс связан с неравномерностью результатов по различным частям тестов IQ: «Каким образом люди могут считаться более интеллектуально развитыми, если при этом у них не растут словарный запас, общая информированность и не улучшается способность решать арифметические задачи? Побившись над этими парадоксами на протяжении многих лет, Флинн пришел к заключению, что прирост показателей IQ объяснялся не повышением общего интеллекта, а трансформацией того, как люди думали об интеллекте. Вплоть до конца XIX века научный взгляд на интеллект как на способности к классификации, нахождению корреляции и абстрактному мышлению встре­чался крайне редко и, в основном, среди тех, кто учил или учился в универ­ситетах. Большинство людей продолжали видеть в интеллекте способность расшифровывать загадки природы и решать практические проблемы - на фермах, на фабриках или дома. У людей, живших в материальном, а не символичном мире, было мало возможностей думать об абстрактных кон­струкциях и теоретических классификационных схемах.

Однако, как понял Флинн, всё изменилось за последнее столетие, когда экономика, технологии и образование привнесли абстрактное мышление в нашу повседневную жизнь. По выражению Флинна, все начали носить те же «научные очки», что и создатели тестов IQ. Как вспоминал Флинн в своём интервью, данном в 2007 году, стоило ему это понять, как он «почувствовал, что смог проложить мост между мышлением наших предков и нас самих.

Мы не были более интеллектуально развиты, чем они, - мы научились при­менять наш интеллект для решения новых проблем. Мы научились гибкости логики, мы захотели иметь дело с гипотезами, и нам показалось, что мир - это место, которое можно не просто изменять, а классифицировать и понимать с научной точки зрения».

Патриция Гринфельд, физиолог из Калифорнийского университета в Лос- Анджелесе, пришла к такому же заключению в своей статье в журнале Science, посвящённой медиа и интеллекту. Заметив, что рост показателей IQ «проис­ходит в основном в невербальных тестах», оценка которых «совершается с помощью визуальных заданий», она объяснила эффект Флинна целым рядом факторов, связанных с урбанизацией и ростом «социальной слож­ности», представляющих собой «части и элементы всемирного движения от небольших по размеру и технически неоснащённых сообществ с нату­ральным хозяйством к крупномасштабным высокотехнологичным обществам с коммерческой экономикой».

Мы ничуть не умнее ни наших родителей, ни других наших предков.

Просто наш ум построен немного по-другому. И это влияет не только на то, каким образом мы воспринимаем окружающий мир, но и на то, каким образом мы воспитываем и обу­чаем своих детей. Социальная революция, связанная с тем, что мы думаем о процессе мышления, объяс­няет, почему нам стало проще решать вопросы, связанные с абстрактными понятиями и визуальными образами в тестах IQ, при этом никак не улучшаясь сточки зрения личных знаний, навыков научного мышления или способности ясно излагать сложные идеи. С раннего детства нас обучают относить вещи и явления к той или иной категории, решать головоломки, мыслить в терми­нах символов и пространства. Использование персональных компьютеров и Интернета способно усилить эти умственные способности и связанные с ними нервные цепи за счёт укрепления визуального зрения (в основном, способности быстро оценить объекты и другие стимулы, возникающие в абстрактной реальности компьютерного экрана). Однако, как подчёркивает Флинн, это не означает, что «наш мозг становится лучше».

Это просто означает, что наш мозг меняется.

Глава 8

ЦЕРКОВЬ GOOGLE

Вскоре после того, как Ницше купил свой «пишущий шар», серьёзный молодой человек по имени Фредерик Уинслоу Тейлор запустил секундо­мер на Мидвейльском сталелитейном заводе в Филадельфии и тем самым начал историческую серию экспериментов, направленных на резкое повы­шение производительности труда работников завода. Получив одобрение собственников, он нанял группу рабочих, поставил их за различные произ­водственные агрегаты и начал записывать и фиксировать продолжитель­ность любого их движения. Разбив каждый процесс на ряд небольших шагов, а затем тестируя различные методы их выполнения, Тейлор создал ряд точ­ных инструкций (сегодня мы назвали бы это алгоритмом) по тому, как должен работать каждый сотрудник. Работники завода выражали неудовольствие новым жёстким режимом и жаловались на то, что он превращает их в авто­маты, однако производительность на заводе выросла1.

Через сто лет после изобретения парового дви­гателя Промышленная революция наконец обрела свою философию и её выразителя. Жёсткая индустри­альная хореография Тейлора (которую он сам любил называть «системой») понравилась производителям по всей стране и со временем распространилась по всему миру. Владельцы компаний, стремящиеся к максимальной скорости, максимальной эффективности и максимальной выработке, использовали опыты Тейлора для организации работы своих компаний и отдельных работ­ников. В своей знаменитой монографии 1911 года под названием «Принципы научного менеджмента» Тейлор утверждал, что основная цель состоит в опре­делении и принятии «наилучшего метода» для каждого занятия, за счёт чего достигается «постепенным замещением наукой грубой эмпирики, господству­ющей во всех областях механического производства». Тейлор убеждал своих сторонников в том, что как только его система будет применена ко всем руч­ным операциям, это приведёт к реструктуризации не только той или иной отрасли, но и общества в целом, а также к возникновению утопии идеальной производительности. «В прошлом на первом месте был человек», - заяв­лял он, - «в будущем первое место должна занять система».

Во многом система измерения и оптимизации, придуманная Тейлором, сохраняет свою актуальность и в наши дни. Она по сей день остаётся одним из краеугольных камней промышленного производства. Сегодня, благодаря всё возрастающей роли, которую компьютерные инженеры и программисты начинают играть в нашей интеллектуальной и социальной жизни, этика Тей­лора начинает проникать и в саму структуру нашего мышления. Интернет представляет собой машину, предназначенную для эффективного автомати­ческого контроля, передачи и преобразования информации. Миллионы про­граммистов ставят перед собой цель найти «наилучший путь» - идеальный алгоритм - для выполнения умственных действий, которые мы называем работой со знаниями.