Книга Повседневная жизнь Японии в эпоху Мэйдзи - Луи Фредерик

Путешественники, посещавшие Японию, часто испытывали удивление, то и дело натыкаясь (как правило, на окраинах городов и у храмов) на маленькие кладбища с бесчисленными крошечными могилами, обозначенными разной высоты камнями, на одной стороне которых были выбиты какие-то знаки. Этих стел было иногда так много, что они производили впечатление настоящего каменного леса. У некоторых из них были посажены цветы или лежали букеты. Другие возвышались в центре совсем маленького огороженного участка, где земля была усыпана мелким гравием. Кладбища стали разрастаться к концу эпохи Мэйдзи после японско-китайской и Русско-японской войн, когда тела погибших не могли доставить родным и хоронили подобным образом. В этих могилах не было тел, иногда только прядь волос, обрезки ногтей или урны с прахом умершего. До 1874 года в Японии не было принято ни воздвигать надгробия, ни устраивать кладбища на западный манер. Первое подобное кладбище было создано в Токио в Аояме на специально выделенной для этой цели территории храма. В это же время жителям города запретили хоронить покойников, где придется, как это делалось раньше согласно обычаю, когда тело хоронили где-нибудь в стороне от дома и могилу никак не обозначали, чтобы можно было скорее забыть о ней. В другом же месте, преимущественно в саду храма, воздвигали маленький памятник или просто деревянную дощечку с надписью. К этой псевдомогиле приходили родственники и друзья, чтобы почтить умершего. Если тело кремировали, что делалось как в деревнях, где земля была дорогой, так и в городах, чтобы не отводить под кладбища слишком большие территории, то пепел собирали в урну, которую затем закапывали или оставляли в храме. В зависимости от того, кем был покойник, буддистом или синтоистом, похороны проводились по-разному. В первом случае изготовлялся гроб цилиндрической формы, похожий на бочку, в котором покойник как бы сидел на корточках; во втором случае гроб был похож на тот, который используется на Западе.

Обычно смерть обставлялась множеством ритуалов, варьирующихся в зависимости от региона страны. Но как правило, дом, в котором умер человек, объявлялся нечистым, и, как следствие, на него накладывалось табу, о чем людей предупреждала надпись на двери или нечто вроде деревянного креста, установленного перед ней. В древности дом вообще сжигали и семья строила новый в другом месте. Но этот обычай не могли больше выполнять, зато проводились многочисленные ритуалы, призванные снять «скверну» с того, что находилось в контакте с покойником. Огонь, горевший в доме, где кто-то умер, также считался нечистым и не мог больше использоваться для приготовления пищи или даже просто для того, чтобы зажечь от него трубку. Его переставали поддерживать, пламя гасло, а после похорон огонь разводили заново с помощью горящих угольев, принесенных из соседнего дома, или, позже, с помощью спичек. Традиция также предписывала, чтобы семья умершего отдавала урожай и животных другим семьям, но этот обычай соблюдался не слишком строго и был скорее видимостью. Соседу предлагали меру риса и какое-нибудь животное, а он возвращал все это после похорон.

Во время похорон родственники покойника одевались в белое (цвет траура в странах Дальнего Востока), а женщины следовали за процессией, обернув головы левым рукавом своего белого кимоно. Когда гроб или урну с прахом выносили из дома, о порог разбивали глиняную посуду, которой часто пользовались, как правило — чайную чашку. Похоронную процессию сопровождал человек с факелом, очищая дорогу вслед за ней, а на месте, где должен был быть погребен покойник, зажигали огонь, символизирующий бога очага. Процессию возглавлял ближайший наследник покойного, несший могильную плиту, на которой было выбито его имя. Вдова усопшего или жена наследника шла следом с подносом в руках, на котором лежало подношение в виде пищи и который полагалось поставить на землю на месте захоронения или рядом. На протяжении всего пути разбрасывали зернышки риса или мелкие монетки, чтобы отвлечь внимание злых духов. Из этих же соображений к месту захоронения часто шли не прямым, а извилистым путем. Саму могилу копали молодые люди из деревенских общин или те, кто в этой деревне был чужим. Обычай предписывал предлагать пищу этим чужаками. На обратном пути члены семьи опережали процессию и, вернувшись в дом, рассыпали по земле соль, чтобы очистить ее и также помешать злым духам приблизиться. Таким образом, жилище считалось вновь пригодным для жилья и в нем опять зажигался огонь.

В некоторых регионах родственницы покойного или специально приглашенные женщины громкими воплями оплакивали потерю любимого человека, но этот местный обычай совершенно исчез к концу эпохи Мэйдзи. В то время как в народе похороны сводились к максимально простой церемонии, среди аристократии отдавалось предпочтение как можно более пышным и дорогостоящим похоронам. Так, в 1897 году, когда хоронили вдовствующую императрицу, на проведение церемонии было потрачено более семисот тысяч йен — сумма весьма значительная для того времени. Тысячи преступников были помилованы, занятия в школе прекращены на неделю и в течение месяца запрещалась какая-либо музыка.

Но если на таких похоронах общенационального масштаба каждый мог свободно принять участие, то в деревнях чужим редко когда позволялось присутствовать при совершении ритуалов. Беременные женщины не должны были смотреть на похоронную процессию, а если этого не удавалось избежать, то полагалось спрятать маленькое зеркальце в своем оби, чтобы оно отпугивало злых духов. Кроме того, хозяева домов, мимо которых пролегал путь похоронной процессии, вооружались против вредоносного влияния защищающим знаком, который чертился на двери, или рассыпали на пороге немного соли.

К концу эпохи Мэйдзи покойников стали все чаще кремировать, особенно эта практика распространилась в городах, где были проблемы с местом для кладбищ. В деревнях кремацию проводили, как правило, на территории буддийских храмов, хотя могли сжигать трупы и в поле. Прах, собранный на следующий день и промытый в чистой воде, хранили в маленькой урне, которую ставили на семейный алтарь на время траура (обычно он длился сорок девять дней), затем закапывали в землю или помещали в храме.

После того, как в начале эпохи Мэйдзи буддизм оказался в положении преследуемой религии и был отделен от синтоизма (по приказу императора), синтоистский похоронный обряд стал вытеснять буддийский, так что монахи принимали все меньше участия в этой церемонии. Синтоизм стал национальной религией Японии, и священнослужителям этого культа пришлось заниматься умершими и заботиться о их поминовении; специально для церемонии почитания усопших были созданы многочисленные святилища, причем особенное внимание уделялось культу памяти солдат, павших на поле битвы. Так, в 1868 году в Токио появилось святилище Ясукуни, в котором, как верят, живут души тех, кто отдал жизнь за родину.

С начала 1886 года в Токио и в других крупных городах появились похоронные бюро, которые снабжали население всем необходимым для правильного проведения обряда на буддийский или синтоистский манер и занимались всеми деталями похорон, вплоть до того, что предоставляли лицам, желающим следовать за процессией, необходимые транспортные средства вроде дзинрикши. В городах в похоронном обряде участвовали только члены семьи покойного, а соседей это ни в коем случае не касалось. Чтобы оповестить их об окончании траура, родственники умершего посылали друзьям и знакомым небольшие подарки-угощение (только не из мяса, поскольку его употребление в пищу в период соблюдения траура строго запрещалось). К подарку прилагался маленький кусочек морского уха, завернутый в лист бумаги, что означало, что люди, пославшие это угощение, больше не считаются нечистыми, срок траура подошел к концу и они могут вновь есть рыбу и мясо. Сейчас этот носи сопровождает все съестные подарки, и его первоначальное значение забыто до такой степени, что носи символизирует маленький рисунок, напечатанный на бумажном конверте.