Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский

Роман «Похождения Хулио Хуренито и его учеников» был написан в Бельгии летом 1921 г., а в начале января 1922-го вышел из печати в берлинском издательстве «Геликон» (на титульном листе было обозначено: Берлин — Москва); Эренбург пересылал книгу друзьям в Советскую Россию; получил ее, естественно, и Бухарин.

В апреле 1922 г. в Берлине Эренбург встретился с Бухариным, приехавшим (вместе с Радеком) на конференцию трех Интернационалов; в книге «Люди, годы, жизнь» об этом сказано кратко: «В 1922 году он (Бухарин. — Б.Ф.) приезжал а Берлин, и мы с ним просидели часа три в маленькой пустой кондитерской. Помню, я сказал, что многое происходит не так, как нам мерещилось на Новинском бульваре. Он ответил: „Вы — известный путаник“, потом рассмеялся и добавил: „Меня тоже называют путаником. Но вам легче — вы путаете в романах или в частных разговорах…“»[358]. Эренбург не пишет о реакции Бухарина на роман, но, судя по знаменитому предисловию Бухарина, с которым роман вышел в Москве, она была доброжелательной: «„Хулио Хуренито“ — прежде всего интересная книга… Автор — бывший большевик, знает кулисы социалистических партий, человек с большим горизонтом, прекрасным знанием западноевропейского быта, острым глазом и метким языком. Книга поэтому получилась веселая, интересная, увлекательная и умная…»[359].

5 мая 1922 г. Эренбург написал в Петроград М. М. Шкапской, что «Хуренито» «при всей своей остроте и актуальности очень понравился Ленину и Гессену»[360] — высказывание Ленина о «Хуренито» Крупская обнародовала в 1926-м, следовательно, об этом Эренбург мог узнать только от Бухарина. 1 апреля 1922 г. в Берлине вышел первый номер международного конструктивистского журнала литературы и искусств «Вещь», который Эренбург редактировал вместе с художником Эль Лисицким. Судя по первому приводимому здесь письму Эренбурга Бухарину, при их встрече речь шла об этом журнале, который Эренбург предполагал распространять в России[361]; тогда же Бухарин заказал Эренбургу ряд статей, как его самого, так и зарубежных авторов. Понять из письма Эренбурга, для какого издания заказаны статьи, нельзя; для «Правды» — кажется неправдоподобным, а иллюстрированный журнал «Прожектор» начал под редакцией Бухарина и Воронского выходить в Москве лишь в 1923 г.

К моменту встречи с Бухариным у Эренбурга застопорилась работа над романом «Жизнь и гибель Николая Курбова», но летом она возобновилась, и исполнить обещанное Бухарину он вовремя не смог, потому письмо начинается с объяснений:

Haus Trautenau.

Trautenau Str. 9 Berlin 19/10 .

Дорогой Николай Иванович,

чую, что Вы пробуете на меня сердиться, и эти попытки хочу пресечь в корне. Я чист (как всегда!). Я не написал Вам до сих пор статьи об искусстве, потому что работаю исступленно над своим новым романом. Нахожусь ныне в главе 23-ей и кончу его через месяц. Тогда тотчас же напишу статью.

Что касается статей иных, то они будут вскоре пересланы Вам, а именно — из немцев Карла Эйнштейна[362] (очень забавный отрок, его недавно судили за богохульство[363], и на суде был неслыханный будёж[364], - хотел описать это, но Пастернак пишет в «Известия»[365], и потом роман, роман!..) и Франка[366]. Из французов статьи архитектора Корбюзье-Сонье, художника Глеза и писателя Блеза Сандрара[367]. Статьи будут верно крепкие.

Умоляю — напишите предисловие к жизнеописанию незабвенного Учителя![368] Если руку приложит Мещеряков[369] — беда!

Получили ли мои «6 повестей»?[370]

Очень прошу Вас сказать в конторе, чтобы мне выслали газету[371].

Здесь теперь Маяковский и, следовательно, идет будёж, но уже веселого порядка.

Крепко жму руку.

Ваш Эренбург[372].

В романе «Жизнь и гибель Николая Курбова» (1923) Эренбург дал беглые, но выразительные портреты нескольких большевистских лидеров, уподобив их определенным геометрическим фигурам (Троцкий — треугольник, Каменев — трапеция и т. д.). Портрет Бухарина был, пожалуй самым привлекательным: «Молоденький, веселый. Идеальная прямая. Грызун — не попадись (впрочем, это только хороший аппетит, — вместе со смехом всем передается). „Enfant terrible“, — говорят обиженные в разных реквизированных и уплотненных, здесь же очевидно — просто-напросто живой, не мощи: человек»[373].