Книга Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Я тогда довольно часто бывал на Арбате, ходил среди художников, разыскивая акварели с видами старой Москвы. Это нынче наши уличные живописцы рисуют одни церкви, а тогда можно было найти весьма интересные работы. На Арбате торговали своими картинами несколько ребят, удивительно нежно и трогательно писавших старые московские переулки, осенние бульвары, загадочные проходные дворы. Цены у них были вполне приемлемые, и я купил несколько видов милых мне городских уголков.

Однажды я подошел к своему знакомому художнику Алику и не узнал его. Лицо его больше напоминало вчерашнюю пиццу.

— Что с вами?

И Алик нарисовал мне леденящую душу картину.

Два дня назад, пятого числа, к нему подошел новый сборщик солнцевских. Алик дал сто пятьдесят долларов и сказал, что остальные передаст, как и было раньше, через несколько дней «смотрящему».

Сборщик был молод и крепок. Видимо, из бывших боксеров. Он затащил художника в подворотню и отработал, как грушу в тренировочном зале. Уходя, он объявил, что «ставит его на счетчик».

Надо сказать, что в основном арбатские живописцы весом и статью разительно отличались от субтильного Алика, да и характер у них был весьма крутоватый. Они отправились к «смотрящему».

Тот понял, что дело плохо: народный бунт всегда страшен. Солнцевский посол сказал, что завтра же уладит это дело и никакого беспредела на своей территории не допустит.

В двенадцать, когда почти все художники были в сборе, в пешеходную зону въехал роскошный «ауди». Из машины вылез сам бригадир. Он выволок из нее беспределыцика, прилюдно избил его и заставил извиниться перед Аликом.

После этого бригадир объяснил художникам, что парень до этого работал в другом районе, по палаткам, а там нравы — «упаси, бог», и пообещал, что больше никаких эксцессов не будет.

Кстати, так и случилось, и многие художники, перешедшие после разгона арбатской торговли в 1994 году на Крымскую набережную, с тоской вспоминают прежние порядки.

Нет, не получилось из Арбата российского Монмартра. Он стал прибежищем залетных катал, наркоманов и карманников.

Но было и другое. На моей памяти в Москве было четыре деловых района: Столешников переулок, промышлявший золотом и камнями; Сретенка и близлежащие переулки — прибежище скорняков и меховщиков; Кузнецкий мост — марки и книжные раритеты; Арбат — подпольный центр столичного антиквариата.

Улица была многолетним местом встреч крупных антикварных дельцов. После смерти Сталина, когда ресторан «Прага» вновь стал местом «общественного питания» (до этого там находился оперативный штаб охраны сталинской трассы), антикварные короли собирались в элегантном кафе «Прага» на первом этаже. Потом, в 62-м году, открыли кафе «Московское», и они переместились туда.

Сегодня очень много говорят о коррупции и срастании криминала с властью, а произошло это очень давно, как только красный комиссар, закованный в кожу, начал обживаться в Москве. Жених он был выгодный по тем несладким временам, поэтому от московских барышень отбою не было. И тогда комиссар снимал кожу и шил костюм у Лукова или Альтшуллера: были в те далекие годы нэпа известные московские портные. Ну а дальше начиналось падение в мелкобуржуазную трясину.

Квартира, мебель, ковры, картины на стены, вазы Грачева и Фаберже — так сковывалась тонкая, но необыкновенно прочная цепочка, соединяющая номенклатурные квартиры с антикварами, меховщиками, золотишниками.

В те годы именно Арбат определял стоимость живописи, скульптур, работ известных ювелиров. Надо сказать, что и сегодня он диктует цены и определяет спрос.

Не надо думать, что это честное и красивое занятие. За многими прекрасными вещами тянется такой кровавый след, что может перевесить любую бандитскую разборку.

На несостоявшемся Монмартре стали возникать антикварные лавки. Но солидного покупателя не было. Да и кто пойдет приобретать редкую вещь на улицу, ставшую зоной беспредела! Уж на какие кнопки нажали короли антиквариата — я не знаю, но 19 апреля 1994 года появилось историческое постановление «О запрете торговли на улице Арбат».

Прочитав сей документ, начальник 5-го отделения милиции почувствовал прилив радостной энергии и за три дня очистил улицу от художников, мелких торговцев и иного антиобщественного элемента.

Надо сказать, что мудрое это постановление не отвадило всевозможных разбойников от столь привлекательной улицы.

Сегодня на Арбате и в его переулках отремонтированы многие старые дома, из которых выселили коренных жителей этого славного московского места и выстроены новые хоромы для нынешних чиновников и нуворишей. А совсем недавно район поражал необыкновенным количеством пустых домов. В них селились бомжи, московские хиппи и наркоманы. Ходить поздним вечером по Кривоарбатскому, Афанасьевским, Власьевским переулкам было небезопасно.

Я уже упоминал грустного медведя — собственность фотографа-пушкаря. Исчез фотограф, исчез медведь, обожавший булочки и конфеты…

Как-то я шел довольно поздно из нового ВТО домой. Фонари в переулке горели через один. Дома пугающе смотрели выбитыми окнами. Скажу сразу: у меня не было никакого настроения встречаться с милыми московскими хиппи или наркоманами. Проходя мимо арки дома № 4 по Кривоарбатскому, я услышал странный рык, обернулся и глазам не поверил: на меня из темноты арки надвигался здоровенный медведь. Описывать свое состояние я не буду — как-то неудобно. Скажу одно: годами наработанный имидж решительного человека практически испарился. Но медведь не собирался бросаться на меня. Он рычал и приплясывал на месте.

— Не бойся, старичок! — услышал я знакомый голос, и в арке появились мои знакомые художники Алик и Боря. — Не бойся, это же Леша.

Леша — тот самый медвежонок, который вместе с фотографом честно зарабатывал деньги. Борис подошел к Леше. Тот встал на задние лапы и, как кот, потерся о его плечо.

— Откуда он у вас?

— Да, Фима, гад, — сказал Алик, — когда его с Арбата поперли, решил его усыпить, а мы выкупили, договорились с ЖЭКом, теперь кантуется в пустой квартире вместе с нами. А вечерами мы его на прогулку выводим.

Через год я встретил Алика на Крымском валу, и он рассказал мне, что мастерскую в Кривоарбатском у них отобрали, дом начали ремонтировать и Лешу купил за большие деньги «новый русский», и теперь медведь вроде охраняет его дачу.

Мы привыкли отождествлять Арбат с песнями Булата Окуджавы, с милыми зелеными дворами, гитарами, радиолами, Леньками Королевыми.

Теперь этого района нет. И уже никогда не будет. Мои друзья, а их было много, жившие на Арбате, разъехались по разросшейся Москве. Кто попроворнее — сумел уцепиться в центре, остальные осваивают новые районы, сплошь набитые «лимитой».

Нет того Арбата, нет кинотеатра «Юный зритель», куда мы бегали в десятый раз смотреть «Остров сокровищ» или «Джульбарс».

Нет тихих букинистических магазинов, где часами можно было копаться в старых журналах. Исчез старый кинотеатр «Наука и техника». В нем на дневных и вечерних сеансах показывали фильмы о научных подвигах Лысенко или академика Лепешинской, а последний сеанс иногда отдавался под безыдейные фильмы, на титрах которых было написано: «Этот фильм взят в качестве трофея частями Красной армии».