Книга История пчёл - Майя Лунде

Я подкрался сзади:

— Бу!!!

От неожиданности он аж подпрыгнул:

— Твою ж мать!

Я расхохотался, а он с досадой махнул рукой:

— Ты меня сбил!

— Да ладно, я тебе помогу.

— А я тебе не верю. Вдруг ты приврешь.

Я присел на корточки рядом с ним.

— Ты их пугаешь, — улыбнулся он, — и занял их место. — Ладно-ладно, ухожу. Я поднялся, отошел метров на десять в сторону и вгляделся в поросший кустиками черники холмик площадью около метра.

Вот они, мои пчелы. Одна из них как раз взлетела с цветка, и на него в ту же секунду опустилась другая.

А потом и третья.

Я посмотрел на Ли:

— У тебя там как?

— Нормально. Тут две штуки. А у тебя?

— Три.

— Точно? — переспросил он. — Небось прибавил пару.

— Это ты у нас плохо считаешь, — сказал я.

Он еще немного выждал.

— Хорошо. Вот и еще прилетели.

Я встал и улыбнулся. В среднем две с половиной пчелы на квадратный метр — для опыления отлично. Именно поэтому Ли сидел и как помешанный подсчитывал: от количества пчел на квадратном метре черничных кустов зависел урожай, который он снимет, когда придет время.

Две на его участке. Три на моем. Совсем неплохо.

Вот только потом начался дождь.

Уильям

Наконец-то привезли! Спрыгнув с облучка, Конолли подошел к телеге, на которой стоял он — новенький и невероятно светлый на темной, заляпанной грязью телеге. Я подошел к Конолли, пожал ему руку и дотронулся до улья. Мои пальцы заскользили по теплому гладкому дереву, обработанному по всем канонам и правилам, крышку Конолли изготовил из трех реек, но стыки были почти незаметны, а к дверцам приделал маленькие ручки. Я провел по ним рукой — ни единого, даже самого крошечного, сучка. Я осторожно потянул за ручку, дверца бесшумно отворилась, и я заглянул внутрь. Там в несколько рядов висели рамки, готовые принять жильцов. Улей источал упоительный аромат свежей древесины, этот запах облаком окутал меня, так что я едва в обморок не упал. Я обошел вокруг улья. Мастерство Конолли лишило меня дара речи. Каждому уголку он придал совершенную округлую форму, а одну стенку даже украсил резьбой. Да, все слышанные мною похвалы в его адрес были правдой: изготовленный им улей оказался шедевром.

— Ну, что скажете? — Конолли гордо, как ребенок, улыбался. — Довольны?

От восхищения я не мог вымолвить ни слова и лишь кивнул, надеясь, что по моей улыбке все ясно и без слов.

Мы с ним взялись за улей, подняли его и поставили на землю перед домом. Улей был таким светлым и чистым, что опускать его в пыль показалось мне почти святотатством.

— Куда вы его поставите? — спросил Конолли.

— Вон там. — Я показал в сторону осины.

— А пчелами вы уже обзавелись? — поинтересовался он.

— Да, я перенесу их в этот улей. А потом пчелы дадут потомство, и мы построим еще несколько ульев.

Конолли смерил меня взглядом.

— Я хотел сказать — когда вы построите, — поправился я и чуть виновато улыбнулся.

— Построить — построю, а вот все остальное уж будет ваша заслуга, — ухмыльнулся он.

Конолли повернулся и посмотрел на соломенный улей. Оттуда доносилось ровное жужжание: тысячи пчел были заняты своими повседневными хлопотами. Одна пчела сорвалась с улья и полетела к нам. Конолли отшатнулся.

— Туда вы уж его сами тащите.

— Они не ужалят.

— Что-то не верится. — Чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, он отступил назад.

Я наградил его улыбкой — одновременно снисходительной и мягкой.

— Что ж, не стану вас принуждать.

Мы вдвоем погрузили улей на тачку и попрощались так, словно знали, что до нашей следующей встречи осталось совсем недолго.

Улей ждал меня. Ждал пчел.

* * *

Сегодня я с особым тщанием облачился в мое белое одеяние, надел шляпу и натянул перчатки. Торжественно, подобно опускающей вуаль невесте, я накрыл лицо марлевой накидкой, а затем покатил тачку по саду. Теперь к улью вела протоптанная в высокой траве тропинка, напомнившая мне вдруг о церковном проходе, ведущем к алтарю. Я представил себя идущей под венец невестой, полной радости и предвкушения, и расхохотался. Это был поистине великий день — день, решающий мою судьбу.

Отодвинув старый улей, я поставил на его место новый и, отступив на шаг, посмотрел на него. Золотистая древесина сияла на солнце. Рядом с новым старый соломенный улей выглядел тусклым и потрепанным.

Медленно и осторожно я принялся переселять пчел. Сперва отыскал матку и перенес ее, и она быстро нашла себе место. За маткой последовали и все остальные. Мое спокойствие передалось и им. Я чувствовал себя настолько уверенно, что снял перчатки и брал пчел голыми руками. И пчелы не противились, они позволяли управлять собою, словно были совсем ручные.

Я предвкушал, как проведу здесь время: лишь я и они, покой, молчаливое взаимопознание и обоюдное доверие, постепенно крепнущее. Но в этот момент я вдруг почувствовал, что по ноге кто-то ползет, потом судорожные взмахи крылышек, прижатых тканью брюк, — и обжигающая боль. Я подскочил и громко, по-женски, взвизгнул, но, к счастью, меня никто не услышал. Рука машинально потянулась вниз и хлопнула по ужаленному месту. Я дернул брючину, и на траву вывалилась пчела — с мохнатым тельцем, блестящей спинкой и беспомощно задранными кверху лапками.

Место укуса нестерпимо саднило. Удивительно, такое крошечное существо — и такая жуткая боль. Наступить на нее, растоптать, раздавить, пусть даже пчела уже мертва. Но я посмотрел на улей, на ее сестер и обуздал свою злость. Пора привыкать к непредсказуемости этого мира.

Я быстро заправил брюки в сапоги, надел перчатки, постаравшись не оставить ни единого просвета, и продолжил работать. Наверное, время безграничного доверия еще не пришло. Впрочем, у пчел пока тоже не имелось оснований мне доверять. Но доверие — это вопрос времени, в этом я нимало не сомневался. Я не дам им повода меня покинуть, и однажды мы станем единым целым.

Долгие, бесконечные минуты — и пчелы были перенесены на новое место.

Я отступил назад и оглядел плоды своего изнурительного труда. Именно пчелам суждено было стать судьями, им предстояло решить, станет ли этот незнакомый улей для них домом. Многие из них по-прежнему крутились возле старого улья, озадаченные пропажей матки. Я поставил соломенный улей на тачку. Теперь мне оставалось лишь сжечь его и ждать, что получится.

Тао

Свитера. Брюки. Белье. На сколько дней? На неделю? На две?