Книга Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия - Татьяна Руденко

Итак, видавшим виды русским пассажирам дорога стоила немалых физических и эмоциональных усилий. Иностранцам же, попавшим в наши широты, следовало готовиться к путешествию еще тщательнее, иначе до ярмарки не доберешься. В 1820-х годах трое американцев, наслушавшись многочисленных разговоров о предстоящем форуме в Нижнем Новгороде, вознамерились побывать там. «Они много говорили о ярмарке, строили различные планы ее посещения, приняв во внимание, что дорога занимает 8—10 дней. Наконец, столь долго ожидаемая ярмарка началась, а американцы все еще решали, каким образом дешевле добраться до Нижнего Новгорода. Поколебавшись, они условились с извозчиком и уселись в телегу возле дома адмирала Грейга.

Через два дня после их отъезда адмирал с изумлением увидел всю компанию, въезжающую к нему на двор. Американцы слезли с телеги, вошли в дом и, всем своим видом выражая крайнюю степень возмущения, бросились на диван, от гнева не в силах произнести ни слова. Долго они не могли дать его превосходительству какие-либо объяснения причины своего внезапного возвращения. Когда же страсти немного улеглись, адмиралу удалось вытянуть из путешественников следующие забавные подробности.

С комфортом выехав из Москвы, они ехали день и ночь, развлекаясь подсчетами, во что обойдутся меха и модные безделушки для американских друзей. На утро второго дня пути они поехали дорогой, которая показалась им знакомой, но решив, что ошиблись, они ничего не сказали. Через некоторое время они остановились передохнуть. Войдя в избу, один американец воскликнул:

– Господи помилуй! Вчера мы останавливались точно в таком же доме, но раз дорога ведет в Нижний Новгород и Сибирь, этого не может быть, просто русские жилища удивительно схожи.

Они продолжали свое приятное путешествие и, хотя по дороге узнавали многие места, посчитали, что однообразие пейзажей – одна из российских особенностей. И только когда они въехали в предместье большого города, один из них воскликнул:

– Ну, конечно, мы тут уже были! – и указывая вперед, на ломаном русском спросил, что за город видят они перед собой.

Обернувшись, извозчик невозмутимо ответил:

– Москву.

– Москву! – в один голос вскричали американцы. – Какого дьявола ты привез нас в Москву? Мы ехали в Нижний.

Они набросились на мужика с руганью по-русски и по-английски, называя его всеми бранными словами, какие могли припомнить.

Его превосходительство, выслушав рассказ американцев, позвал и допросил извозчика. Из ответов мужика адмирал понял, что возница, подрядившийся довезти иностранцев из Москвы до Нижнего, отъехал верст на сто и, поскольку самого его ярмарка не интересовала, стал подыскивать, кому бы перепоручить своих седоков. Однако никто не брался везти американцев в Нижний, а совесть не позволяла извозчику бросить их по дороге, поэтому он договорился с одним крестьянином, что тот задешево доставит иностранцев в Москву. Ночью вновь нанятый извозчик повернул лошадей и благополучно довез седоков до пригорода, где и обнаружился обман. Такое случается нередко, и бывает, что человек, горячо распростившийся с друзьями, возвращается к ним гораздо раньше, чем предполагал.

Итак, наши путешественники вновь задумались, что им делать. Время было потеряно, но ведь ярмарка продолжалась. После двух– или трехдневных консультаций американцы, наконец, решили ехать на почтовых, но они так долго размышляли, что когда, благополучно проделав весь путь, прибыли в Нижний, ярмарка уже закрылась»604.

Вид торговых павильонов на Нижегородской ярмарке. Гравюра

Дорога на ярмарку – это не только дальние и небезопасные переезды, это еще такие трассы, «от дурного состояния которых. товары нередко не достигали своевременно ярмарки»605. О Нижегородской ярмарке особенно пеклись власти, соединив ее в 1847 году шоссейной дорогой с Москвой, но и это не гарантировало комфортной езды. Московский купец Н.А. Найденов вспоминал: «До устройства железной дороги путешествия в ярмарку… были совершаемы мною в 2-х этажных почтовых каретах (мальпостах), возивших тяжелую почту и бывавших в пути около 21/2 суток (вместо назначенных 2 суток), а из ярмарки – как в этих экипажах, так и в тарантасах; рабочие и не перворазрядные приказчики обыкновенно отправлялись при товаре (на тройках, шедших 7 дней, и даже на одиночках, бывавших в пути 10 дней и более, смотря по состоянию дороги); шоссе содержалось в крайне неисправимом виде; в дождливые лета встречалось, что в некоторых местах оно было до того разбито, что для возможности проезда были устраиваемы гати, т. е. шоссе было укладываемо хворостом; лошади бывали замучены, и почтовым экипажам приходилось подолгу ждать смены их на станциях. При таких обстоятельствах по всему пути приходилось обгонять тянувшиеся вереницей подводы с товарами, нередко завязшие в грязи; помню случаи, что мы вынуждены бывали вылезать из мальпоста и помогать лошадям, чтобы его вытащить»606.

Так или иначе добравшись до места, путники проходили «регистрацию». Во время Ильинской ярмарки в Полтаве «при въезде в город на конно-ярмарочной площади были устроены шлакбаумы и при них два грамотных человека, записывавшие привозимый товар»607. Похожий порядок существовал и в Ромне: «Пред началом ярмарки городская полиция командировала квартальных надзирателей, или просто писцов на заставы – отбирать и записывать в книгу паспорты от всех идущих и едущих в город иногородных торговцев и покупателей. От этой только записки паспортов командированный писец или квартальный за какие-нибудь 8—10 дней наживал вчетверо больше своего годового жалованья, не считая того, что он обязан был уделить высшим чинам полиции, от которых зависела его командировка. И нельзя сказать, чтоб этот сбор сопровождался насилиями и вымогательствами; это просто был твердо установившийся обычай. Были даже такие щедрые купцы, что за записку паспорта кидали писцу по червонцу»608.

Теперь необходимо было где-то остановиться. Между тем проживание во время ярмарок не отличалось комфортом, причем трудности испытывали как продавцы, так и покупатели. П.И. Щукин описывал свое пребывание в Нижнем во второй половине века: «Жить в ярмарочных помещениях было не всегда приятно. В сильный жар, вследствие низких комнат, бывала иногда такая духота, что спали голыми, а в холод мерзли, ибо печей не было и отовсюду дуло, а чтобы хотя немного согреться, жгли спирт. В воскресные и праздничные дни торговали весь день, как и в будни»609. Еще более остро «жилищный вопрос» стоял перед участниками Коренной ярмарки. Кто-то селился в окрестных деревнях, но это в отдалении от Коренной пустыни, где происходил торг. Путешественник свидетельствовал: «Здесь вовсе нет квартир… все почти дворяне тутошние и приоб[в]ыкшие для надобностей своих сюда ездить, возят с собою шатры с разными подвижными домиками; следовательно, все имеют верное и надежное убежище»610. И в середине века «тысячи людей расположатся на ночлег под открытым небом на всей огромной равнине при месячном освещении»611. Существовали еще «ставки» поблизости от ярмарки – «домики из досок, сколоченные на живую руку, кривые, косые: никто лучше не помещается, только есть два каменных домика для губернатора и жандармского полковника», причем «цены в ставках страшно дорогие»612. Кстати, не всем помещикам нравились такие «удобства»: «Хотя торговцам вообще очень приятна. кочевая коренная жизнь, потому что они ее считают пребыванием на даче; но зато дворянство, принужденное квартировать более в дурных, тесных и грязных постоялых дворах, не слишком довольно пребыванием в Коренной и придерживается в большем числе съезжаться туда»613.