Книга Открытие Франции. Увлекательное путешествие длинной 20 000 километров по сокровенным уголкам - Грэм Робб

Огромным преимуществом святых было то, что они действительно существовали в материальном мире. Некоторых из них до сих пор можно увидеть в церквях, где на них часто смотрят зрители двух типов – прихожанин или паломник, который общается с реальным существом, и турист, который смотрит на произведение религиозного искусства. Святой не был ни богословским понятием, ни художественным произведением. Статуя или статуэтка – это и был святой. Вот почему люди так горевали, когда их приходский священник заменял грязный бесформенный, а иногда частично обуглившийся кусок дерева сияющим новым святым, только что изготовленным на фабрике. Новый святой Эгюльф в соборе города Брюск возле Грасса (христианизированный языческий бог, который мог вызывать дождь; те, кто шел к нему помолиться, всегда несли с собой при этом зонт) имел золотой епископский посох, плащ и лилию, розовый цвет лица и был совершенно бесполезен. Известно, что новая Черная Богородица в Ле-Пюи-ан-Веле совершила меньше чудес, чем прежняя, хотя прежняя оказалась статуей Исиды, привезенной из Крестового похода.

Вполне логично, что жизнь святого определялась тем, из чего было сделано его изображение. Некий святой Грелюшон начал жизнь в качестве памятника на могиле знатного дворянина в Бурбон-л’Аршамбо. (Другие Грелюшоны, или Герлишоны, – от слова, означающего пенис маленького мальчика, – были популярны в Берри и Бурбоне.) Бесплодные женщины соскребали немного пыли с его гениталий и выпивали ее с небольшим количеством белого вина. Более решительные женщины, желавшие родить близнецов, приходили к нему с рашпилями и ножами. Когда гениталии закончились, просительницы начали скрести его подбородок, и в 1880 году, когда святого поместили в местный музей, он был всего лишь изуродованным бюстом. Одну из служащих музея позже уволили за то, что она скребла его новый подбородок.

Святые чудесным образом исцеляли больных, но их надо было иногда упросить, а иногда припугнуть, как ленивых слуг. По словам Эрнеста Ренана, молитва святому Иву в Трегье звучала как вызов: «Ты был справедливым человеком, когда был жив. Докажи мне, что ты до сих пор справедлив». После такой молитвы человек «мог быть уверен, что его враг умрет в течение года». Отца Ренана в детстве однажды привели в часовню святого, который исцелял от лихорадки.

Пришел также кузнец с горном, гвоздями и щипцами. Он зажег горн, нагрел щипцы и поднес раскаленную подкову к лицу святого, сказав при этом: «Забери прочь лихорадку от этого ребенка, или я подкую тебя, как лошадь». Святой немедленно выполнил то, что ему велели.

Если святой отказывался сотрудничать с людьми, его следовало наказать. В Одиомоне, когда виноградные лозы замерзли в День святого Урбана (25 мая), статую этого святого протащили через крапиву, которая росла вокруг церкви. Жители Музона в Арденнах, когда филоксера уничтожила их виноградные лозы, бросили статую своего святого в реку Мёз. Даже в некоторых монашеских общинах унижали святых, если тем не удавалось исполнить молитву. В 1887 году в монастыре одного крупного провансальского города посетитель заметил, что статуя святого Иосифа стоит лицом к стене. Ему объяснили, что святой Иосиф «отбывает покаяние» за то, что не убедил одного землевладельца, чтобы тот в завещании оставил монастырю некий участок земли. Если он снова не справится с этим, его отнесут в погреб и будут пороть.

С Девой Марией из Лурда никогда так не обращались, но даже она должна была пройти проверку. Во время ее второго явления Бернадетта плескала в нее святой водой, пока бутылка не опустела, говоря при этом: «Если ты пришла от Бога – оставайся, если нет – уходи». Поскольку Богоматерь появилась высоко на стене пещеры, это было не легкое обрядовое окропление, но вполне разумный эксперимент, проведенный девочкой, жившей в мире, где духи были так же реальны, как полицейские, священники и сборщики долгов.

Почитавшие святых язычники не умерли все в один момент, не исчезли, как феи. Они превратились в жителей современной Франции. Стоит вспомнить, что в XIX веке католическая церковь всегда становилась на сторону авторитарных режимов, а правительства, которые, как предполагают, превратили Францию в светскую страну, были избраны демократически. Эти правительства были представителями людей, чьи интересы и заботы были по большей части практическими, а верования имели более прочные корни в реальной жизни, чем увлечение высших слоев общества месмеризмом, астрологией и досками Уиджа, предназначенными для спиритических сеансов.

Жизненный опыт доказывал этим людям, что молитвы не действуют на физический мир. Болезнь была реальностью, и против нее нужно было реальное лекарство. Взгляды, на которых были основаны «чудесные» исцеления, лучше подготавливали умы к эпохе научного мышления, чем отвлеченные построения теологии, которые были непонятны для многих священников, особенно приходских. Люди верили, что у всего есть причина, которая или известна, или может быть узнана. Даже приходский священник всегда имел дело с физическим воздействием или реальным веществом. Вот почему знахари и их пациенты так легко приспособились к новому миру научной медицины и почему образование так легко уничтожило неверные представления народа, но не бросило его в пропасть религиозного сомнения. Разница между теми поколениями, которые глотали пыль святых, и теми, которые ходили к квалифицированному врачу, была не в умственных способностях, а в информированности.

Конечно, можно было бы составить бесконечный список смешных верований. Многие думали, что больные люди не должны носить чистую одежду и что вши помогают детям расти. В Бретани ежей сжигали заживо, поскольку верили, что они высасывают молоко у коров и едят уток. Повсеместно приносили в жертву животных, чтобы вылечить человека от болезни, а это доказывает, что магическими лекарствами пользовались не только бедняки. В конце XIX века в некоторых семьях из высших слоев общества еще пытались лечить воспаление легких народным способом: разрезали живого белого голубя и клали еще трепещущие половины птицы на грудь пациента. Жестокость к людям встречалась так же часто. Вера в магию часто становилась предлогом для преследования чужаков и чудаков. После 1862 года уже не было сообщений о сожженных ведьмах, но были попытки преследовать людей за то, что они будто бы сглазили скот, который стал от этого чахнуть. Кроме того, сочетание нищеты и невежества было золотой жилой для мошенников. Торговец-разносчик мог скопить целое состояние, продавая бесполезные секреты – например, как найти волшебную светящуюся траву, владельца которой никто никогда не сможет обмануть.

Однако в «магии» было больше смысла, чем видят глаза образованного человека. К 1876 году во Франции был один врач на 2700 человек, но большинству врачей надо было платить деньгами, а не продуктами, и лекарства стоили дорого. Многие больные звали врача только в качестве последнего средства, и это укрепляло веру в то, что доктора приносят смерть. При таких обстоятельствах доверчивость обладала целебной силой. Некоторые приемы народной медицины явно имели полезный психосоматический эффект. Два ученых, которые сейчас составляют полный список народных лекарств, применяемых во Франции в XIX веке, полагают, что он составит от 20 до 30 тысяч различных снадобий. Самые смертоносные яды были устранены методом исключения, а некоторые из лекарств обязательно должны были оказаться либо эффективными, либо настолько безвредными, что желающий верить в чудо исцеления имел для этого все основания. Более жестокие способы лечения, – например, парализованному человеку скребли рот бритвой и потом натирали солью, – по крайней мере, искоренили симулянтов и ипохондриков.