Книга Прогулки с Библией - Рафаил Нудельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы Великовский в этото момент остановился, осознав грандиозность своих задач, это было бы по-человечески понятно. Возможно, в этом случае его гипотезы все равно вошли бы в историю науки — ну, хотя бы на правах интересного курьеза. Хотя и увлекательного, но, увы, — фантастического. Но он не остановился. Он отважился на невероятную по дерзости затею. Он действительно решил — в одиночку! — построить и новую космологию, и новую древнюю историю. Показать, что такие альтернативные теории можно построить и что они будут непротиворечивы. В них все будет связано, все будет логично вытекать одно из другого, а если какие-то прежние представления и придется отбросить, то разве не таким же путем идет всегда человеческое познание? Именно эта фанатичная вера в свою правоту, подвигшая Великовского на его дерзостную затею, — вот что обеспечило ему место если не в истории науки, то в памяти множества людей, которых увлекла грандиозность его фантастических построений и кажущаяся неколебимость его доказательств. Именно этот замах вызывает наше уважение и наш интерес к этому человеку.
Сделав свой судьбоносный выбор, Великовский энергично берется за систематическое изложение созданной им теории. На этом этапе драма идей обретает осязаемые формы: она превращается в драматическое столкновение людей. К началу 1950 года у Великовского уже появились первые друзья, которым он время от времени приоткрывал ход своих мыслей, и первые сторонники, в том числе среди журналистов. В некоторых известных американских журналах стали появляться публикации, таинственно намекавшие на предстоящее «явление миру» ошеломительной теории, совершенно по-новому объясняющей прошлое Земли и человечества. И тогда зашевелились и будущие заклятые, на всю жизнь, враги — астрономы Гарвардского университета во главе с профессором Шепли. Слухи о предстоящей публикации книги Великовского вызвали у Шепли резкое недовольство, и он потребовал от издательства «Макмиллан» отказаться от «скандальной публикации», сопровождая это требование прозрачной угрозой ославить издательство в научном мире.
Впоследствии многие ученые готовы были признать, что в своей многолетней борьбе против «теории космических катастроф» они зачастую пользовались неблаговидными и вненаучными методами. Их нельзя извинить, но можно понять. То были годы маккартистского похода — против американской науки и американской культуры. Если угодно, этот поход можно сравнить с почти одновременной «космополитической кампанией» в СССР: то же мрачное безумие, та же маниакальная подозрительность, та же атмосфера надвигающегося погрома. Стоит ли удивляться яростной реакции ученых на книгу, которая ставила под сомнение все прежние научные истины и предлагала изменить их в угоду… Библии!
Тем не менее в апреле 1950 года, преодолев, наконец (не без потерь), организованное сопротивление научных кругов, первая книга Великовского, озаглавленная «Столкновение миров», вышла в свет, заранее окруженная аурой неминуемой сенсации. Никакие слухи, однако, не могли даже и в малой мере подготовить читателя к той грандиозной ломке прежних представлений, которую предлагал и на которой дерзко настаивал доселе никому не известный автор.
Сведем в обозримую схему исходные установки, с которыми он двинулся в эту беспримерную атаку на здравый смысл и официальную науку. Библия, говорит Великовский (а Библия для него, напомним, непререкаемый источник исторической истины), Библия свидетельствует, что исход сопровождался природными явлениями катастрофического характера. Неведомый автор папируса Ипувера, несомненно, был свидетелем тех же явлений с египетской стороны. Изыскания в мифах и хрониках различных народов мира убеждают, что эти катастрофические явления наблюдались и в других местах земного шара. Речь идет, стало быть, о катастрофе, потрясшей всю планету. Данные папируса Ипувера, совмещающие исход с вторжением в Египет гиксосов, позволяют датировать эту грандиозную катастрофу серединой второго тысячелетия до нашей эры.
Сведения, приведенные Великовским, и, конечно же, их количество впечатляют. Но попробуй читатель проверить указанные автором источники, он немедленно убедится, что часть их попросту сказки, а часть вообще не существует, многие цитаты вырваны из контекста и означают нечто совершенно иное, а кое-какие «факты» связаны с обычными в древности неточностями в календаре. Впрочем, сам Великовский посчитал доказаным, что пресловутая «остановка Солнца» (иными словами, резкое изменение характера вращения Земли) действительно имела место, и притом почти в те же самые времена, что и «катастрофа исхода». Была то одна и та же катастрофа, растянувшаяся на десятки лет, или два этапа одной катастрофы, почему-то разделенные полувековым промежутком, или, наконец, две разные катастрофы — вопрос, ответить на который можно, только найдя приемлемое — с научной точки зрения — объяснение всех этих явлений.
И автор предлагает читателям такое объяснение. По существу, оно содержится уже в самом заглавии его книги. «Столкновение миров», по Великовскому, — не художественный образ, а самое что ни на есть реальное событие, произошедшее в том не очень далеком прошлом Земли, о котором говорят свидетельства его многочисленных «очевидцев». «В то самое время, — пишет Великовский, — когда моря вздымались чудовищными приливными валами, в небесах над ними развертывались события, которые потрясенному очевидцу на Земле должны были казаться титанической битвой. И поскольку эта битва была одновременно видна почти по всей Земле и запечатлелась в памяти ее очевидцев, ее течение можно восстановить весьма детально».
Этими словами Великовский начинает изложение своей гипотезы, призванной реконструировать ход и детали «титанической битвы». Парадоксальный подход к Библии: причина описанных в ней событий ищется не в действиях Бога, а в законах природы, согласующихся с современной наукой. Вряд ли подобный подход может удовлетворить истинно верующего человека. Верующий человек не нуждается в научных доказательствах правоты Боговдохновенной книги. С другой стороны, такой подход не может удовлетворить и серьезного ученого. Ибо с первых же страниц «Столкновения миров» становится ясно, что, претендуя на научность своей гипотезы, Великовский тем не менее отказывается от основного метода всякой научной теории — строго математического доказательства. Он вообще нигде не прибегает к математическому аппарату. Он излагает свою теорию космических столкновений чисто качественно, описательно, без привычных в небесной механике расчетов траекторий, импульсов и моментов, без каких бы то ни было расчетов вообще; что называется — абсолютно «на пальцах». На кого же рассчитано такое изложение? Прежде всего, на массовую аудиторию — на ту достаточно образованную и достаточно многочисленную аудиторию, которая не относится ни к категории глубоко и спокойно верующих, ни к разряду профессиональных ученых. На «людей здравого смысла». Им это адресовано, и им об этом судить. Судите же.
Что может остановить и изменить вращение целой планеты? — спрашивает Великовский. Единственной мыслимой причиной такого явления, отвечает он, может быть только воздействие на эту планету какого-то иного небесного объекта сравнимой массы. Приближаясь к ней со стороны, противоположной ее вращению, такой объект, согласно законам небесной механики, в принципе может — благодаря гравитационному и приливному воздействию — постепенно замедлить это вращение и даже приостановить его совсем; если это происходит достаточно «постепенно», такая остановка будет и достаточно «мягкой» (хотя, как мы увидим, ее последствия и в этом случае не перестанут быть катастрофическими). Удаляясь по соответствующей орбите, этот небесный объект в принципе способен заново «раскрутить» планету — и тогда Солнце снова двинется по ее небосводу, но, конечно, не совсем так, как прежде.