Книга Срединное море. История Средиземноморья - Джон Джулиус Норвич

Вопреки ожиданиям большинства Первый крестовый поход обернулся ошеломляющим (пусть и незаслуженным) успехом. 1 июля 1097 г. армия сельджуков была разгромлена близ Дорилея (нынешнего Эскишехира) в Анатолии; 2 июня 1098 г. крестоносцы заняли Антиохию и, наконец, 15 июля, в пятницу, воины Христовы, учинив дикую резню, пробились в Иерусалим, где в ознаменование своей победы перебили всех мусульман, находившихся здесь, и заживо сожгли всех евреев в главной синагоге. Однако среди них к тому моменту не было двух предводителей: Балдуин Булонский сделался графом Эдессы (совр. Уфры), а Боэмунд Тарентский (после яростной ссоры с Раймундом Тулузским) утвердился в качестве князя Антиохийского.

В самом Иерусалиме были проведены выборы, дабы определить будущего правителя города. Очевидным кандидатом был Раймунд, но он отказался. Он был слишком непопулярен среди товарищей и знал это; и никогда бы не смог рассчитывать на их подчинение и поддержку. В конце концов выбор пал на Готфрида Бульонского, на что в меньшей степени повлияли его военные или дипломатические способности и в большей — присущее ему неподдельное благочестие и безупречное поведение в частной жизни. Он согласился, отклонив лишь титул короля — неуместный в городе, где Христос носил терновый венец. Вместо этого он принял титул Advocatus Sancti Sepulchri — Защитника Гроба Господня; к нему всегда обращались dux (вождь) или princeps (предводитель, князь) и никогда — rex (король). Но Готфрид прожил всего лишь год после взятия города, а его последователи были не столь щепетильны и короновались в качестве правителей латинского Иерусалимского королевства.

Этому королевству суждено было просуществовать восемьдесят восемь лет, и в течение этого срока размеры его весьма значительно варьировали: в те времена, когда оно занимало наибольшую площадь, достигало на юге залива Акаба, а на севере — Собачьей реки в нескольких милях от Бейрута. Императора Алексея, праведного христианина, новость об основании этого королевства могла лишь обрадовать: город находился в руках неверных почти четыреста лет и в любом случае лежал слишком далеко от Константинополя, чтобы иметь важное стратегическое значение. С другой стороны, ситуация в Антиохии вызвала у него серьезное беспокойство. Этот древний город и патриархия также имели весьма пеструю историю: в VI в. его разграбили персы, во владении которых он находился в начале VII в. почти двадцать лет, пока наконец не пал под ударами арабов в 637 г.; в 969 г. Византийская империя вновь отвоевала его, и он входил в ее состав до 1078 г. Подавляющее большинство его населения говорило по-гречески и исповедовало православную веру; в глазах Алексея и всех его благонамеренных подданных то был во всех отношениях византийский город. Теперь же им завладел норманнский авантюрист, который вопреки принесенной им клятве верности, очевидно, не собирался отдавать его и больше не делал тайны из своего враждебного отношения к Византии. Он даже зашел так далеко, что изгнал патриарха-грека и заменил его католиком-римлянином. Успокаивало лишь одно: Боэмунд вызывал самую активную неприязнь у своих соседей на севере — турков-данишмендов.[128] Не трудно представить себе, с каким удовлетворением Алексей услышал летом 1100 г., что князь Антиохийский попал к ним в плен. Ему суждено было оставаться узником три долгих года, пока наконец его не выкупил Балдуин, унаследовавший от своего брата Готфрида иерусалимский трон.

В первые годы после триумфа крестоносцев стало ясно, как никогда, что Боэмунд был не одинок в своем негативном отношении к Византии. После взятия Иерусалима те, кто предпринял путешествие ради паломничества — многих из них неприятно поразило зрелище жестокостей, совершенных на глазах у них во имя Христа, — потянулись по домам. Франки, оставшиеся в Отремере (так стали называться земли крестоносцев на Ближнем Востоке), теперь старались захватить все, что только могли. Из всех предводителей Первого крестового похода только Раймунд Тулузский, по иронии судьбы единственный, кто отказался принести клятву верности, будучи в Константинополе, поступил честно и возвратил императору часть завоеванных земель из тех, что прежде принадлежали Византии. Остальные оказались немногим лучше вытесненных ими сарацин. Хуже всех повел себя Боэмунд. В 1104 г., через год после освобождения из плена у данишмендов, он отплыл в Апулию, где ему нужно было приглядеть за своими давно покинутыми владениями. Затем в сентябре 1105 г. он отправился в Рим, где начал активно убеждать папу Пасхалия II в том, что главный враг государств, созданных крестоносцами в землях Отремера, не арабы и не турки, но сам Алексей Комнин. Пасхалий принял его аргументы с таким энтузиазмом, что, когда Боэмунду пришла пора возвращаться во Францию, вместе с ним был отправлен папский легат, которому были даны инструкции проповедовать священную войну против Византии. Алексей и его подданные увидели, что подтвердились их худшие опасения. Теперь обнаружилось, что Крестовый поход был не чем иным, как чудовищным упражнением в лицемерии, а религиозные мотивы использовались, дабы завуалировать — абсолютно неубедительно — бесстыдные империалистические стремления.

Созданное в результате Крестового похода графство Эдесса в Южной Анатолии, неподалеку от границы Сирии, лежало примерно в 150 милях от Средиземного моря. По этой причине падение его на Рождество 1144 г. под ударом сил Имада эд-Дина Зенги, атабега Мосула (оно сопровождалось ужасной бойней после двадцати пяти дней осады), не имеет большого значения для нашей истории. Важно лишь его прямое следствие — Второй крестовый поход. Жуткая новость потрясла весь христианский мир. Для народов Запада, увидевших в успехе Первого крестового похода знак благоволения Божия, случившееся поставило под вопрос все те соображения, которых они придерживались и которые создавали ощущение комфорта и уверенности. Как вышло, что менее чем через полстолетия, если можно так выразиться, крест вновь отступил перед полумесяцем? Путешественники, отправлявшиеся на восток, год за годом возвращались с сообщениями о всеобщем разложении среди франков Отремера. Быть может, это означало, что в глазах Всемогущего они более недостойны служить хранителями Святой земли?

Франки лучше понимали, что происходит. Проблема попросту заключалась в том, что подавляющее большинство тех, кто когда-то участвовал в Крестовом походе, воротились домой. Единственная постоянно находившаяся здесь армия — если это слово можно употребить в данном случае — состояла из двух воинствующих орденов: рыцарей Святого Иоанна и тамплиеров, которым не следовало и надеяться в одиночку устоять против массированного натиска. Единственная надежда возлагалась на новый Крестовый поход, но папа Евгений III был не похож на Урбана; более того, ему недавно пришлось бежать от беспорядков, обычных для средневекового Рима, и укрыться в Витербо. Вследствие этого бремя руководства предприятием легло на плечи короля Франции Людовика VII. Хотя ему было только двадцать четыре года, его уже окружала аура мрачного благочестия, из-за которой он выглядел значительно старше; его молодую жену Элеонору Аквитанскую, красивую и веселую, это раздражало до безумия. Он был одним из паломников «по натуре» и участие в Крестовом походе воспринимал как свой долг христианина; тому были и семейные причины, так как Элеонора была племянницей Раймунда, князя Антиохийского.[129] На Рождество 1145 г. король объявил о своем намерении принять на себя знак креста, а затем, дабы сердца его подданных, как и его собственное, воспламенились жаждой участия в походе, он послал за Бернардом, аббатом Клервосским.