Книга У всех свои муравьи - Даниэль Глаттауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот шум доносится из ванной. Ванная – это помещение, дверь которого все время заперта, пока дети дома. Благоразумно занимать ее с самого раннего утра. (Дружеский совет: ванная в полном вашем распоряжении в ночь с субботы на воскресенье с десяти вечера до пяти часов утра.)
Шум, о котором мы говорим, – это плеск воды: вода падает с шумом. Однажды зашумев, она будет шуметь непрерывно, так как сам по себе шум не прекратится. Внутри ванной ни одна душа не позаботится о том, чтобы закрутить кран. Снаружи вы можете стучать и кричать сколько угодно. Скажете, сначала надо воспитывать и лишь потом подавать давление в трубы? Нет, этим тоже ничего не добьешься!
То, что жизнь в мире свободной конкуренции стала жестче, потому что природа больше не делает подарков, в настоящее время доказывают осы, облепливая по пятнадцать штук горлышко каждой бутылки Альмдудлера[146].
Альмдудлер остается верен себе на протяжении десятилетий. А вот осы нет. Их индивидуальность претерпела изменения, характер ухудшился. Оса тысяча девятьсот семидесятого года представляла собой величественное, внушающее уважение, гулко жужжащее и быстро летающее существо. Ее жало, как говорили, несло смертельную опасность, хотя в детстве нам так не казалось (кого они не кусали? – причем главным образом в ноги, а шершней тогда еще не открыли). Зато их поведение было исполнено достоинства. Как элегантно осы описывали круги над сушеными сливами! Как изящно плели в воздухе паутины над каждой бутылкой Шартнер Бомбе[147] и как вежливо приветствовали, вылетая, бывало, откуда-то из персика! Чего они не выносили, так это истерии. Стоило детям закричать, как осы прочь. Оса двухтысячного года выглядит как чахоточная, она стала вспыльчивой, подлой, алчной, назойливой и безжалостной. Траектория ее полета стала угловатой, и она часто садится. Она общупывает нам бедра, массирует ноздри, заползает за майки. (В это же время ее коллеги набрасываются на оставленную на столе еду.) Но главное: жало у нее теперь всегда чуть выпущено, как всегда готовое к применению оружие у какого-нибудь жандарма. Одно неверное движение – и она пустит его в действие.
Самое неприятное в лете – это одноименный грипп. (Неприятнее даже, чем быть укушенным комаром, потеющим от Тирольского орехового масла, которого он насосался от предшественника, когда ты еле тянешься в плотном потоке машин на перевале Бреннер.)
Подлость жизни начинаешь ощущать уже с раннего утра, смирившись с прискорбным обстоятельством, что ты был вынужден проснуться. Потом замечаешь еще неясный зуд под нёбом. За этим следует навеянная отчаянным предчувствием фаза проглатывания слюны. Очень скоро понимаешь, что предчувствие не обмануло: глотать больно, и сверх того – что распространившись по свету, этот симптом доставляет больше всего проблем всему человечеству. Оговоримся, что женщинам большую проблему доставляет удаление зуба мудрости. Для мужчин он хуже родов.
В качестве антидепрессанта можно пососать «Таблетки от боли в горле». Их вкус – как предчувствие приближающейся серьезной болезни. Едва она размягчается на языке, как горло начинает болеть больше, чем раньше. В этом ее коммерческий успех. С этого момента больной отправляет их в рот одну за другой.
Чтобы стабилизировать боль, надо прополоскать горло каким-нибудь раствором. Это своего рода компромиссное решение. После этого появляется ощущение, как будто внутри гортани сожгли палочку бенгальского огня. Сразу после полоскания хорошо пить чай, желательно погорячее – слишком горячего для этого времени года, – до тех пор, пока вирус не переберется на более высокий уровень.
Подлый летний грипп, часть вторая. Что с нами происходило до этого момента: першило в горле, после таблеток «против боли в горле» неприятные ощущения достигли болевого порога. Фламбируем раствором для полоскания горла. Затем чай. Еще раз чай. И еще по чайку. Остальные промачивают горло летним Шприцером[148]. Жизнь кажется некоторым образом потерявшей смысл. На утро четвертого дня на горле образуется бетонная корка. Это хороший знак. Возбудитель на пути к носу. Голова между тем отказывается работать и в противном случае грозит взорваться от мыслей.
Наконец заболевание переходит в фазу свирепых шумов и хрипа: голос становится хриплым, мы начинаем сопеть, громко храпеть во сне, все чаще сморкаться, появляется мокрота (не в том переносном смысле, о котором любят говорить). Бумажные платки использованы до дыр. То и дело приходится прикрывать рукой рот. Окружающие перестают относиться к вам с уважением. Состояние запущенного человека, как говорят медики, вирулентно и несет в себе опасность социальной деградации. Если ночью приходится по три раза менять наволочку, считайте, что насморк достиг высшей точки. Вирус проникает в глубину груди и грозит оттуда звуками всех разгулявшихся стихий природы: от громовых раскатов до свиста песчаной бури. Ну а когда кашель постепенно станет отпускать, считайте, что все подошло к концу – и грипп, и лето.
Сегодня мы проведем эксперимент, который покажет степень читательской готовности обсуждать острые вопросы. Ну что, у вас появилось ощущение, что тема затронула именно вас? Заинтригованы? Продолжим?
Еще в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году во внушающей благоговейный трепет своей серьезностью газете «Ди Прессе» был разослан внутриредакционный документ, где, в частности, говорилось: «Наша газета слишком суха, нам нужно больше секса». Потому что, как писал автор документа, «даже читатели категории «А» (с высоким уровнем образования) с удовольствием читают о сексе». (За это высказывание ручаются господа, у которых есть аргументы.)
С тех пор минуло тридцать лет. И теперь уже речь не о читательских категориях – А, Б, В или какой-то особенной, – теперь всем им недостаточно остренького материала. Медийные профи утверждают: достаточно написать в заголовке статьи или пикантной истории слово «секс», и можно быть уверенным, что на них обратят в тридцать раз больше внимания, чем ежели бы там стояло «декретный отпуск» или «семейная компенсация» (несмотря на то что в обоих случаях сюжет так или иначе будет построен на сексуальных отношениях).
Летом ситуация ухудшается. Так как закрываются журналы вне себя от секса. В июне нам расскажут историю о ежегодном выбросе гормонов. В июле подадут законченный лексикон удовольствий. В августе из серии статей мы узнаем, как она доходит до кондиции быстрее, прежде чем он приготовится показать себя с лучшей стороны, и наоборот.
