Книга Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

Психея изложила свое несчастье, и муравей, оказавшийся отзывчивым и снисходительным, предложил помощь. Послав клич, не слышный человеческим ушам, он призвал громадную семью братьев и сестер, и они все вместе взялись разбирать семена.

Слезы на щеках у Психеи подсохли, и она с изумлением наблюдала, как десять тысяч бодрых муравьев с военной четкостью носились ватагой туда и сюда, перебирая и отделяя одни зерна от других. Задолго до того, как розоперстая[130] Эос распахнула врата рассвета, дело было сделано, и семь безупречных кучек ждали досмотра Афродиты.

Раздражение и ярость богини — то еще зрелище. Тут же изобрела она еще одну непосильную задачу.

— Видишь вон ту рощу, на берегу реки? — сказала Афродита, схватив Психею за волосы и приподняв ее к окну. — Там пасутся овцы, щиплют траву, бродят без пригляда. Особые овцы — золотое руно. Иди к ним сейчас же и принеси мне пучок их шерсти.

Психея с готовностью двинулась к овцам, однако второе задание выполнять не собиралась. Решила воспользоваться предоставленной волей и сбежать не только из узилища ненавистного Афродитиного проклятия, но и от самой ненавистной жизни. Бросится в реку и утопится.

Но пока она, оказавшись на берегу, тяжко дышала и собирала отвагу перед прыжком, один стебель тростника нагнулся к ней, хоть не пролетел ни единый вздох ветерка, и зашептал:

— Психея, милая Психея. Как бы ни истязали тебя твои испытания, не оскверняй моих чистых вод своей гибелью. Есть ответ на твои беды. Овцы дикие и свирепые, стережет их лютейший баран, чьи рога вспорют тебя, как спелый фрукт. Видишь, они пасутся под тем платаном на дальнем берегу? Подбираться к ним сейчас — обречь себя на быструю и болезненную смерть. Но если ляжешь ты поспать, к вечеру их переведут на другое пастбище, и ты сможешь переплыть реку и найти клочки золотой шерсти на нижних ветвях.

В тот вечер взбешенная и растерянная Афродита отшвырнула золотую шерсть и велела Психее спуститься в загробный мир и вымолить немного крема для лица у Персефоны. Поскольку Психея, с тех пор как Эрот оставил ее, мало о чем помышляла, кроме смерти, несчастная девушка охотно согласилась и, последовав указаниям Афродиты, добралась до Аида, где честно собралась остаться и коротать несчастную, одинокую вечность без любви.

Единение любви и души

Однажды болтливая ласточка рассказала Эроту о заданиях, какие Психее выдала его завистливая и вздорная мать. Стараясь не обращать внимания на боль от раны, что по-прежнему истязала его, он встал и с громадным усилием распахнул крылья. Полетел прямиком на Олимп, где потребовал немедленной аудиенции у Зевса.

Эрот рассказал завороженным олимпийцам свою историю. Его мать всегда терпеть не могла Психею. Достоинство и честь Афродиты как олимпийской богини оказались под угрозой из-за красоты девушки и готовности горстки глупых людей поклоняться вместо бессмертной богини смертной деве. И потому она отправила Эрота подстроить так, чтобы Психея влюбилась в хряка. Эрот все изложил как следует.

Зевс послал Гермеса в подземный мир — забрать Психею, и орла — призвать Афродиту. Когда обе предстали перед небесным собранием, Зевс заговорил:

— Это чрезвычайное и недостойное происшествие. Афродита, возлюбленная. Твоему положению ничто не угрожает — и так будет всегда. Взгляни на Землю, узри, как повсюду превозносится и восхваляется имя твое. Эрот, ты тоже повел себя как глупый, недальновидный и безответственный мальчишка. То, что сам ты любишь и любим, будет становленьем твоим и может спасти мир от худших твоих озорных и случайных проделок. Психея, иди, испей из моей чаши. Это амброзия, и отныне ты, вкусив ее, бессмертна. Отныне ты — и все мы тому свидетели — будешь навеки связана узами с Эротом. Обними свою сноху, Афродита, и возвеселимся же.

На свадьбе Эрота и Психеи царили смех и радость. Аполлон пел и играл на лире, Пан подыгрывал на флейте. Гера танцевала с Зевсом, Афродита — с Аресом, Эрот — с Психеей. Танцуют они и поныне[131].

Игрушки Зевса

Часть вторая

Смертные

Ио

Средиземноморьем в ту пору правили цари. Свою власть над людьми эти аристократы устанавливали по-разному. Некоторые происходили от бессмертных, даже от богов. Другие, как это принято у людей, захватывали власть силой оружия или политическими интригами.

ИНАХ — один из первых правителей Греции. Он стал первым царем Аргоса на Пелопонесском полуострове, тогда — кипучего нового города, ныне же это один из старейших, непрерывно обитаемых городов на белом свете. Инаха позднее полуобожествили и сделали рекой, но при его человеческой жизни супруга Мелия одарила его двумя дочерьми — ИО и МИКЕНОЙ[132].

Микена удачно вышла замуж за благородного человека по имени АРЕСТОР, а вот Ио суждено было стать первой смертной девушкой, привлекшей хищное внимание Зевса. Инах выбрал Геру, Царицу небес, покровительницей Аргоса, и дочь Ио вырастили жрицей в важнейшем на весь греческий мир храме Геры. Зевсу, чтобы возмутить жену, довольно было позаигрывать с любой особью женского пола, но вот попытка осквернить ее жрицу — это уже предел Гериного терпения. И все же Зевс сильно вожделел милую Ио. Как бы сграбастать ее так, чтобы Гера не узнала…

Зевс огладил бороду, крепко подумал и породил замысел, который счел гениальным. Он превратил Ио в корову — красивую пухлую телочку с трепетными боками и громадными нежными глазами. Если спрятать ее где-нибудь в поле, Гера ни за что ее не заметит и Зевс сможет навещать Ио в свое удовольствие. Или так ему казалось. Когда нисходит похоть, осмотрительность, здравый смысл и мудрость отлетают, и то, что кажется хитрой уловкой тому, кто в тисках страсти, выглядит вопиющей неуклюжей дурью для всех остальных.

От ревнивой жены проще спрятать сотню гор, чем одну любовницу. Гера, для которой коровы были священны, и потому она располагала зорким, знающим взглядом на этот биологический вид, тут же приметила новое животное и заподозрила его истинную сущность.

— Какая восхитительная телка, — походя сказала она Зевсу однажды за завтраком на Олимпе. — Безупречные формы. Такие длинные ресницы и привлекательные глаза.

— Какая? Вот эта рухлядь? — переспросил Зевс, глядя вниз, куда показывала Гера, с деланой скукой.

— Это на твоих полях, милый, стало быть, из твоего поголовья.