Книга Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Владимир Ключников

Вскоре у основателя династии Цзинь возникла другая проблема: области Циньчжоу и Лянчжоу были захвачены сяньбийским вождем Шуцзинэном, «отличавшимся мужеством и вынашивавшим многочисленные планы». Сяньбиец оказался настолько опасен для Поднебесной, что «император У-ди не мог из-за него вовремя поесть». При дворе была высказана идея «временно предоставить Лю Юаньхаю звание военачальника, чтобы он под барабанный бой двинулся на запад» — это должно было привести к «полному искоренению бедствий». Но другой сановник заявил: «Если Лю Юань-хай сможет усмирить область Лянчжоу и обезглавить Шуц-зинэна, боюсь, именно тогда в области Лянчжоу и возникнут затруднения. Ведь дракон, попавший в дождевые тучи, уже не тот, что когда-то жил в пруду».

Император не стал посылать Лю Юаньхая на усмирение сяньбийцев, но тем не менее допустил этого «дракона» в «дождевые тучи»: Лю Юаньхаю было пожаловано звание главного воеводы правой части сюннусцев. Впрочем, поначалу молодой воевода был вполне лоялен императору — он занимался в основном тем, что исправлял законы и «искоренял пороки», и к нему, наслышанные о его добродетелях, являлись на поклон не только сюннуские вожди, но и «известные конфуцианцы и лишенные пристанища прекрасные ученые». Вскоре Лю Юаньхаю было пожаловано звание «военачальника, явившего величие».

В 290 году император Сыма Янь умер, и при дворе началась яростная борьба за власть. Новый владыка Поднебесной Хуэй-ди, как пишет Фан Сюаньлин, «выпустил из рук дела управления» (справедливости ради надо сказать, что он никогда и не держал их в своих руках), и в стране «зароились, как пчелы, шайки разбойников и воров». Подвластные Лю Юаньхаю кочевья «подняли восстание и бежали за укрепленную линию», и «военачальник, явивший величие» был освобожден от должности. Но опала длилась недолго, и он получил звание «военачальника — замирителя севера», кроме того, «его поставили надзирать за военным делами пяти частей сюннусцев».

Доверие Цзинь к даровитому варвару трудно объяснить рациональными причинами, как, впрочем, и поведение самого Лю Юаньхая, который не обременял себя проявлениями преданности или хотя бы минимальной осторожностью. Когда знаменитый китайский повстанец (а точнее, разбойник) Ван Ми потерпел поражение при попытке взять цзиньскую столицу и собрался отойти на восток, Лю Юаньхай устроил для него прощальное угощение на берегу Хуанхэ. Предвидя расставание со своим другом, он плакал пьяными слезами. Правда, несмотря на дружбу с мятежником, Лю Юаньхай в то же время переживал за свою репутацию в глазах императора. Проливая слезы на берегу Хуанхэ, он говорил Ван Ми: «…Вместе [с похвалами] до императора доходит и клевета. Это глубоко противоречит моим желаниям и может только причинить мне вред. Я не мечтаю о карьере, но вы один понимаете это».

Вести о том, что «замиритель севера» пирует в обществе осаждавшего столицу разбойника, дошли до императора. Но Хуэй-ди доверился сановнику, который взял варвара под свое поручительство, заявив: «Разве можно, основываясь на неясных сомнениях, убивать сына шаньюя, присланного прислуживать императору, и показывать этим, что добродетели династии Цзинь невелики!» В это время умер Лю Бао, и император, проникнувшись мыслью о добродетелях Цзинь, поставил сына на место отца, сделав Лю Юаньхая вождем правой части сюннуских кочевий.

Впрочем, неизвестно, кто именно принимал эти решения: император Хуэй-ди мало что значил в собственном государстве — за него правили регенты и жена. Но и им было не до правления, потому что борьба за власть при дворе приняла угрожающие размеры: интриги и убийства перешли в прямое военное противостояние враждующих группировок. И тогда сюннуские вожди собрались и постановили:

«Ныне в роду Сыма кровные родственники истребляют друг друга, а в землях среди четырех морей царит смута, они бурлят, словно кипящая в котле вода; настало время для возрождения нашего государства и восстановления нашего наследия. (…) Лю Юаньхай превосходит талантами окружающих, а по деловым качествам возвышается надо всеми современниками, и, если бы Небо не хотело снова возвеличить шаньюя, оно никогда не породило бы этого человека».

На тайном собрании Лю Юаньхай был избран на пост великого шаньюя сюнну. Но сам он об этом еще не знал: в те дни он, забыв недавнюю верность императору, пребывал в городе Е рядом с мятежным принцем Сыма Ином — участником «смуты восьми князей». Вместе со своим новым покровителем Лю Юаньхай бился с императорскими войсками и последовательно заслужил звания «командира конного отряда», «военачальника, помогающего государству» и, наконец, «военачальника, превосходящего всех в войсках». Когда гонец принес ему тайную весть о том, что он избран великим шаньюем, Лю Юаньхай испросил позволения вернуться к своему народу, «чтобы быть похороненным в одной могиле со своими предками». Сыма Ин такого разрешения не дал (впрочем, просьба выглядела не слишком убедительно, потому что Лю Юаньхаю в то время было немногим более, если не менее пятидесяти лет). Но вскоре на мятежников, которые до сих пор успешно противостояли императорским войскам, двинулась стотысячная армия, и военачальник повторил свою просьбу — на этот раз он мотивировал ее тем, что может «убедить пять частей сюннусцев выступить на помощь государству, переживающему бедствия».

Поднебесная в те годы действительно переживала бедствия, но принц Сыма Ин, разбивший шесть императорских армий и в конце концов взявший в плен самого Сына Неба, был виновен в этих бедствиях не менее других. Однако он прельстился обещанием Лю Юаньхая обезглавить его противников и вывесить их головы на шестах. Тем более что сюннусец польстил принцу, заявив о его «исключительных заслугах перед императорским домом» и возгласив: «Живущие в землях среди четырех морей относятся к вам с благоговением, и кто не мечтает отдать за вас свою жизнь и тело!» Растроганный Сыма Ин «поставил Лю Юаньхая северным шаньюем и привлек к обсуждению военных дел при своем главном помощнике», а затем отпустил для мобилизации сюннуской армии.

Армию Лю Юаньхай действительно мобилизовал, причем очень быстро: в течение двадцати дней численность его войск возросла до 50 тысяч воинов, а вскоре была доведена до 100 тысяч. Тем временем Сыма Ин, лишившийся «военачальника, превосходящего всех в войсках», был разбит и вместе со своим пленником-императором бежал в Лоян. Узнав о бегстве своего бывшего повелителя, Лю Юаньхай сказал: «…У него действительно рабская душонка», — однако, помня о данном Сыма Ину слове, вознамерился отомстить за принца и покарать сяньбийцев, которые участвовали в разгроме его войск. Но приближенные шаньюя воспротивились такому решению. Они заявили, что само Небо «гнушается добродетелями династии Цзинь» и хочет вручить власть кочевникам, что наступило время «возродить владения, созданные шаньюями Хуханье», а для этого надо не ссориться с сяньбийцами, а, напротив, привлечь на свою сторону их и ухуанеи.

Вообще говоря, былые владения сюнну были завоеваны не шаньюями Хуханье, а Маодунем и Лаошаном, что же касается Хуханье I, равно как и Хуханье II, они, напротив, приняли вассальную зависимость от Китая. Но так или иначе, Лю Юаньхай проникся величием своей миссии. Он заявил:

«Прекрасно! Следует взяться за насыпку высокой горы или большого холма, не оставаться же небольшим холмиком! (…) У меня более ста тысяч воинов, каждый из которых может противостоять десяти цзиныдам, и, если я под барабанный бой двинусь сокрушить охваченную смутами династию Цзинь, сделаю это с легкостью, словно сломаю сухую ветку! При удаче я смогу создать государство, подобное созданному ханьским императором Гаоцзу, в худшем случае — не уступлю создателю династии Вэй. (…) К тому же я внук дома Хань, с которыми мы условились быть братьями, а когда умирает старший брат, ему наследует младший — так почему бы сейчас так не поступить! Следует пока принять [для владения] название Хань…»