Книга Мгновение истины. В августе четырнадцатого - Виктор Носатов

– Зачем я там понадобился? – искренне удивился Баташов.

– Не знаю, что и сказать, – откровенно признался генерал, – я пытался дозвониться до генерала Монкевица, но не смог. Линия постоянно была занята или командующим, или начальником штаба. Так что, уважаемый Евгений Евграфович, собирайтесь, и в путь. Передадите привет славному городу Петербургу. Откровенно говоря, я порядком соскучился по его площадям и проспектам, – с ностальгическими нотками в голосе произнес генерал.

– Но я не могу вот так все бросить! – раздраженно воскликнул Баташов. – У меня на завершающем этапе одно архисложное дело. Я не могу его никому доверить. А кроме того, необходимо продумать вопросы оперативного прикрытия мобилизации…

– Сколько вам нужно времени, чтобы его завершить?

– Сорок восемь часов!

– Хорошо! Я постараюсь уладить этот вопрос.

Перед отъездом генерал сообщил Баташову по секрету, что его ждет высочайшая аудиенция.

И теперь почти всю дорогу до самой столицы Генерального штаба полковника Баташова мучил вопрос: «Зачем я понадобился царю?»

По рассказам знакомых по работе в Генеральном штабе царедворцев, он знал, что обычно на аудиенцию к императору в Зимний дворец вызывали с тем, чтобы наградить или отправить в отставку. «Награждать меня пока что не за что, – думал он, – значит, в отставку? Но за что?»

«Может быть, это козни жандармского полковника Ежова? Ведь Иван Спиридонович последнее время все чаще и чаще намекал ему о том, что между агентами германской разведки, обделывающими свои грязные делишки в Варшаве, и российскими социал-демократами существует прямая связь. Что в это неспокойное время социалисты делают все, чтобы опорочить правительство и царскую семью. Что к борьбе с этим злом призывает не только министр внутренних дел, но и император всея Руси. На это он резко, по-солдатски ответил, что дело офицеров Генерального штаба – ловить шпионов, а не заниматься политикой. Больше Ежов с ним на эту тему разговоров не заводил, видимо, кровно обиделся. И вот результат. Ну что же, чему быть, того не миновать!» С этой мыслью он под стук колес курьерского поезда и заснул…

Едучи с Варшавского вокзала по набережной Обводного канала, Баташов озабоченно всматривался в лица людей, попадающихся на пути, пытаясь по ним определить настроение петербуржцев накануне неминуемой (а это он, как офицер Генерального штаба, знал наверняка) войны. Но к своему удивлению, ни мрачных лиц, ни избыточного патриотического настроя у многочисленных прохожих он не замечал. Петербуржцы выглядели довольно буднично.

Неожиданно сзади раздались крики:

– Поди! Поди! – И мимо пронеслась тройка с загулявшими купчиками. Увидев в коляске офицера, развеселая компания разразилась криками:

– Да здравствует император!

– Слава русской армии!

– Долой немцев и австрийцев!

– Покажем Вильгельму, где раки зимуют…

Ура-патриотические вопли захмелевших лавочников слышались до тех пор, пока их пролетка не свернула на Лиговскую улицу.

«Вот тебе и частичный ответ на вопрос, – подумал Баташов, – для торгашей и откупщиков война – что мать родная. Они, уже предвкушая немалые барыши, веселятся в полную меру». Эта грустная мысль стала еще горше, когда он вспомнил о том, что на провиантских складах Варшавского военного округа огромная недостача и подозрение падает на окружное интендантское ведомство.

«А за этим обязательно стоит предательство… – успел подумать полковник, когда мысли его были неожиданно прерваны громкими молодыми голосами, весело распевавшими:

Vita nostra brevis est, Brevi finietur; Venit mors velociter, Rapit nos atrociter, Nemini parcetur Nemini parcetur…[13]

По тротуару, во всю глотку горланя свой гимн и размахивая трехцветными флажками, шли гурьбой студенты. Они так звонко, весело и беззаботно повторяли две последние строчки своей корпоративной песни, что это вызывало на лицах куда-то спешащих по своим делам петербуржцев невольные улыбки.

– Nemini parcetur, Nemini parcetur, – повторил про себя Баташов, – никому пощады не будет, никому пощады не будет…

«Юнцы, они и не понимают, что в этих словах заложена вся суть предстоящей войны. И ни для кого уже не секрет, что познанные ими идеи рыцарства и благородства, с трудом дотянув до конца прошлого века, в начале нынешнего канули в Лету. А это значит, что предстоит страшная, кровавая, взрослая, беспощадная война. По своей молодости и недомыслию они думают, что война будет недолгой, похожей на веселую вылазку в Петергоф…» – с сожалением думал он, подъезжая к мосту Обводного канала.

В виду возвышающегося на набережной храма Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой Баташов истово перекрестился.

«Слава тебе, Господи, что не оскудела еще в России вера в Бога, Царя и Отечество, – размышлял Баташов, провожая взглядом удаляющуюся молодежь. – Сила нынешней России сегодня не только в оружии и технике, но и в руках людей, которые смогут всеми этими убийственными достижениями цивилизации управлять. И здесь даже недоучившийся, но технически подкованный курсист будет незаменимым помощником офицеру. Вольноопределяющиеся из студентов до получения офицерского чина смогут управлять и обслуживать авто и аэропланы, могут рассчитывать артиллерийские углы и служить в качестве военных чиновников. Да мало ли где понадобятся молодые руки и светлые головы в предстоящей войне…» – Обо всем этом Баташов предавался размышлениям уже не как простой созерцатель или обыватель, а как Генерального штаба полковник. Думая о молодых петербуржцах, он вдруг с щемящей тоской в сердце вспомнил о сыне.

«Вот и Аристарх так и не смог как следует прочувствовать всю прелесть настоящей офицерской юности, не успел насладиться теплом родного дома и ласками любимой девушки, как по звуку кавалерийской трубы уже скачет куда-то во главе своих гусар. Что ждет его, сына моего?» – задумался полковник.

Зная о предстоящей командировке в Санкт-Петербург, он заранее радовался предстоящей встрече с Аристархом и даже заготовил для этого случая поучительную речь, предварительно проштудировав «Советы молодому офицеру» ротмистра Кульчицкого, но перед отъездом неожиданно получил от жены, Варвары Петровны, телеграмму:

«Аристарх произведен в офицеры и, наскоро распрощавшись с нами, выехал в свой полк. Я очень тревожусь. Мы с Лизонькой ждем тебя, непременно!»

По прибытии в столицу Баташов хотел сразу же ехать домой, чтобы успокоить супругу, повидать дочь, а уже после этого являться в Генеральный штаб, но не тут-то было. На Варшавском вокзале у дверей вагона первого класса его уже ждал офицер Генерального штаба, который передал распоряжение обер-квартирмейстера, где ему в приказном порядке предписывалось для присутствия на высочайшем приеме явиться во дворец тотчас…