Книга Дезире - значит желание - Барбара Картленд

— Нет, не сидели бы, я полагаю.

— Но нам с вами какая разница? — спросил герцог, наклонившись так, что его губы оказались совсем недалеко от ее белого обнаженного плеча.

— Разница большая, — ответила она. — Вы живете в одном мире, а я в другом, и, как вам уже сказала Рене, я люблю другого.

— Зачем вы напоминаете мне об этом? — раздраженно бросил герцог. — Мне ненавистна сама мысль об этом человеке. Он собирается жениться на вас?

— У вас есть право задавать такой вопрос? — спросила Корнелия. — Ведь я же не расспрашиваю вас о вашей личной жизни.

— Дезире, что с нами происходит? Мы ссоримся! — вскричал герцог. — Я знаю, что не вправе ни о чем вас расспрашивать, однако я хочу заботиться о вас, защищать вас. Я хочу… О! Знает Бог, чего я действительно хочу!

Он на секунду прикрыл глаза рукой.

— По-моему, это очень глупо, — с невозмутимым видом сказала Корнелия. — Ведь вы ничего обо мне не знаете.

— Кроме того, что люблю вас.

Она почувствовала, как сильно забилось ее сердце при этих словах. Значит, это правда, он влюбился в нее — точно так же, как она влюбилась в него с того первого мгновения, когда увидела его едущим по Гросвенор-сквер! Но осторожность однажды раненного человека заставила ее держать себя в руках.

— Мне было бы жаль вас, если бы это была правда, — тихо сказала она.

— Это правда, — ответил герцог.

— Тогда я предлагаю нам с вами распрощаться и больше никогда не видеться.

— Но почему? Как вы можете предлагать такое? — возмутился герцог.

— Потому что я не хотела бы, чтобы вы чувствовали себя несчастным, — ответила Корнелия. — А любовь герцога Рочемптона к Дезире Сент-Клу только к этому и может привести.

— Но разве вы не понимаете, что я не могу вас теперь отпустить? Такого со мной никогда прежде не случалось. Я любил других женщин — или думал, что люблю. Их у меня в жизни было много — я не пытаюсь убедить вас в обратном, но стоило мне узнать их, как повторялось одно и то же. Я хотел обладать ими, думал, что влюблен, но в глубине души понимал, что это лишь иллюзия любви.

Он немного помолчал, в его глазах было горькое раздумье.

— Хочу быть с вами откровенным, Дезире: совсем недавно я просил замужнюю женщину бежать со мной. Я думал, что если смогу сделать ее своей, то буду удовлетворен. Я умолял ее уехать со мной, а какая-то холодная, незатронутая чувством часть моего разума наблюдала со стороны, как я это делаю, и посмеялась надо мной, когда я сказал, что влюблен, тут же сообщив мне, что я веду себя как дурак. Клянусь вам, Дезире: после встречи с вами этот мой критический дар впервые молчит.

Это оттого, что мы еще очень недолго знакомы, месье, — сказала Корнелия. — Я для вас нечто новое, загадочное, вы ничего обо мне не знаете и поэтому воображаете много такого, чего может и не быть. Если бы мы встречались дольше, вы бы нашли, что и я, подобно всем другим, начинаю вам надоедать. И вы опять отправились бы в «Максим» — поискать что-нибудь новенькое.

— Неправда! — Герцог ударил кулаком по столу с такой силой, что бокалы и тарелки задребезжали. — Такого со мной прежде никогда не случалось, и поэтому вы не можете, я не позволю вам сбежать от меня. Вы мне нужны, Дезире.

— Вы опоздали. Я люблю другого.

Губы герцога сжались. Потом с улыбкой, которую она нашла неотразимой, он сказал:

— Послушайте меня, Дезире. Я заставлю вас полюбить меня, клянусь вам со всей серьезностью. Я также бросаю вам вызов: можете сопротивляться любым образом, сражайтесь со мной, если хотите, все равно в конце концов я вас завоюю.

Глубоко вздохнув, Корнелия спросила:

— И что потом?

Он заглянул ей в глаза:

— Когда вы будете любить меня так, как люблю вас я, вы получите ответ на этот вопрос.

Под его взглядом она опустила глаза. Она чувствовала, что он смотрит, как темная тень ресниц осеняет ее щеки; потом его взгляд переместился на ее рот, и она ощутила дрожь во всем теле. Ее словно подхватила и понесла приливная волна такой силы, что она оказалась абсолютно беспомощной в ее власти.

С этой ночи для Корнелии началось время волшебства, казавшееся почти нереальным в дневное время, когда она, одетая в блеклые тона своего английского «приданого», причесанная по рецепту мосье Анри и в скрывающих глаза темных очках, отправлялась с мужем на экскурсии по Парижу.

Временами Корнелия едва удерживалась от смеха, видя, как герцог тайком бросает взгляд на часы или пытается подавить зевок. Для нее время тоже тянулось медленно, и часто она зевала не только от скуки, но и по причине физической усталости, ложась в постель только под утро.

Если бы только герцог знал правду, думала она, увидев, как он разглядывает в бинокль толпу зрителей на скачках, или заметив его внезапное волнение, когда, проезжая по Елисейским Полям, они мельком видели знаменитых белых пони Рене с их оранжевыми султанами.

— Я всегда надеюсь увидеть вас, — однажды признался он Дезире, и Корнелия понимала, что это правда. Он был влюблен и поэтому везде искал любимое лицо — совсем так, как она ждала и высматривала его, когда они были в Лондоне.

Об отъезде из Парижа не упоминалось, неделя проходила за неделей, и Корнелия понимала, что герцог ни за что не предложит поехать куда-нибудь еще. Он был влюблен, и ей казалось невероятным, что мужчина может так безумно влюбиться. Да и ее любовь, та, какую она испытывала до того, как они поженились, поблекла и стала казаться преходящим увлечением школьницы по сравнению с чувством, наполнявшим ее сейчас. Когда они бывали вместе, то сам воздух, казалось, вибрировал под действием силы их чувств, и Корнелия с большим трудом удерживала их отношения от взрыва страстей, понимая, что играет с огнем.

Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что не сможет его сдержать, если они все время будут оставаться наедине. Поэтому она нередко упрашивала Рене и Арчи сопровождать их на многие вечерние увеселения.

Кроме того, хотя Корнелия имела лишь смутное представление об этом, страсть герцога держала в узде и ее невинность. Он был слишком опытен и слишком сильно влюблен и потому не хотел ни испугать ее, ни вызвать у нее отвращение. Он ставил перед собой цель — добиться, чтобы она его полюбила, и понимал, что навредит своим планам, если не будет обращаться с ней тонко и с мягкостью.

Иногда Корнелия видела, что он едва владеет собой.

— Сядьте дальше от меня, — приказал он ей однажды вечером, когда они возвращались на авеню Габриэль из ресторана на окраине Парижа.

Это был чудесный ужин под усыпанным звездами небом, под звуки скрипок. Они еще долго сидели вдвоем после того, как все ушли, пока их голоса не замерли и не оказалось, что им трудно смотреть друг другу в глаза.

— Почему? — спросила Корнелия, съежившись в уголке кареты.