Книга Лабиринт Сумерек - Анна Клименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…– Ты нож взял? Ритуальный?
– Спрашиваешь! – северянин похлопал по ножнам на поясе. Лан-Ара он продолжал держать за предплечье, но… только одной рукой, за что и поплатился.
За бытность свою рабом Лан-Ар не забыл и не растерял ничего из того, чему учат послушников: Фэнтар не слышал его молитв, и рассчитывать приходилось только на себя.
Медленнее потекли мгновения, водух сделался плотным, как студень и горячим, словно дыхание раскаленной печи. Лан-Ар, разворачиваясь и слыша, как хрустят его собственные связки, вырвался из рук желтокожего, успел боднуть его в лицо – а северянина лягнуть в живот. Еще – он успел услышать, как хрустнула переносица одного ассасина, как затрещали ребра второго. И все. По-прежнему связанный по рукам и ногам Лан-Ар ничком рухнул в траву.
– Ах ты…
Желтокожий явно не находил слов. Тяжело дыша, склонился над Лан-Аром; на щеку упало несколько горячих капель – «я же ему нос разбил». – а затем под ребрами расцвел чудовищный цветок боли.
– Получай, синхово отродье!
«И это говорят те, кто этим синхам служит», – холодно усмехнулся кто-то в душе Лан-Ара.
Все происходило как будто и не с ним. Ийлур вдруг увидел себя словно со стороны, скорчившимся на траве – а два ассасина Темного Храма смешно и странно приплясывали вокруг, резко выбрасывая вперед то одну, то другую ногу.
– Стой! – первым опомнился северянин. Хрипя, сплюнул кровавый сгусток – «хорошо я ему ребра посчитал». – Стой, кому сказал! А то до алтаря не доживет…
Желтокожий выругался и осторожно, стараясь не дотрагиваться до поломанного носа, промакнул кровь.
– И то правда. Давай, потащили.
– Потащили.
Северянин склонился над Лан-Аром. Его лицо плавало в багровой дымке и выглядело странно распухшим и желтым. Как луна, напившаяся небесного сока…
Хрипя и задыхаясь от жгучей боли в легких (уж ему точно сломали не одно ребро!), Лан-Ар задергался в крепких руках. Теперь ему хотелось только одного – чтобы его наконец оставили в покое. Малахитовый алтарь был похож на занятную безделушку, блестящую полированными боками в лучах заходящего солнца.
«Красиво», – вдруг подумал ийлур.
Мысли путались, сплетаясь в клубок из разноцветных ниток, а сам клубок все быстрее и быстрее катился в темный овраг беспамятства.
Алтарь мелькнул совсем рядом – в каких-нибудь пяти шагах…
И вдруг все пропало. Остался только черный шелк перед глазами, в ноздри ударил приторный аромат золотых роз…
– Ты! – прохрипел северянин.
– Я, – подтвердила Нитар-Лисс.
Позже, много дней спустя, Лан-Ар все думал, что ему примерещилось. Может, это было видение на самой кромке забытья, а может и причудливая игра сознания, затуманенного болью. Ему казалось, что в какой-то миг он поднял голову и взглянул снизу вверх на темную жрицу.
«Какая она бледная», – подумал ийлур, – «бледнее, чем обычно».
Ее тонкие руки, в которых было зажато по кинжалу, резко взметнулись в стороны – и немного вверх. Повисшая тишина разорвалась с противным хрустом, ийлура дернула клинки на себя, вырывая из тел ассасинов, раскрашивая воздух веерами алых брызг… И Лан-Ар больше ничего не видел, потому что упал. Ткнулся лицом в ломкие травяные стебли и наверное потерял сознание.
Наверное…
* * *
– Возблагодари Шейниру.
Нитар-Лисс, как ни в чем ни бывало, сидела на траве и жевала стебелек травы. Вечерние сумерки осторожно гладили ее распущенные по плечам волосы, – «ах, да. Она же не успела их собрать, выходя вслед за жрецом.» Точеное, совершенных форм плечо вынырнуло из распахнувшегося ворота шелкового халата. В потемках соблазнительно белели узкие щиколотки, а вот кистей рук видно не было: они утонули в шелестящей зелени травы.
– Ну? – в ее голосе проснулись требовательные нотки, – чего лежим? Поднимайся, у нас еще куча дел.
Лан-Ар осторожно пошевелился. Покровители! А ведь, похоже, у него ничего не болело. Это было странно, невозможно – но, тем не менее, БЫЛО.
– Возблагодари Шейниру, – повторила Нитар-Лисс, – она приняла две жертвы и позволила мне быстро привести тебя в чувство. Если бы не ее сила, то, быть может, топал бы ты уже к своему Фэнтару.
– А я думал, что дар Шейниры – это только ее Покрывало, – прошептал Лан-Ар первое, что пришло в голову.
Темная жрица согласно кивнула.
– Жрецам Фэнтара выгодно говорить именно так. Пусть все думают, что Шейнира дарует только возможность убивать! Пусть все проклинают зло Эртинойса, убивают синхов… Хотя, по правде говоря, некоторых синхов я бы сейчас и сама убила… Но нет, Лан-Ар. Умелые жрецы могут исцелять. В конце концов у тебя нет причин этому не верить – я ведь тебя поставила на ноги, хотя ты и умирал от побоев. Но цена этому – другая жизнь, отданная Темной богине.
Лан-Ар сел, а затем и вовсе поднялся.
Нитар-Лисс окинула его задумчивым взглядом – как художник в последний раз осматривает свою картину, перед тем как показать ее всем любопытствующим, и пробормотала:
– Хорошо, что ты их отвлек, иначе я бы не смогла выбраться.
И протянула ему руку.
«М-да. Выбраться…»
– А как ты…
Договорить он не успел, потому что губы оказались заняты поцелуем.
– Помолчи, – шепнула темная жрица, – и не задавай мне глупых вопросов. Мне нужно кое-что обдумать, прежде чем мы вернемся.
– Вернемся?!! – Лан-Ар не поверил собственным ушам, – да ты что? Этот жрец, он же…
Черные глаза Нитар-Лисс вдруг сверкнули настолько необузданной яростью, что ийлур отшатнулся.
«Шейнирова тварь. Опасная и жестокая, не знающая жалости, следующая своим путем и стирающая в пыль каждого, кто посмеет помешать».
Он вдруг вспомнил паука, раскачивающегося на невесомой ловчей сети, и вновь захотелось бежать, разорвав липкие путы, но… Пальцы сами собой нащупали за пазухой медальон с образом третьего глаза Шейниры.
– Да, – совершенно спокойно сказала Нитар-Лисс, – мы вернемся в город, чтобы вызвать жреца на поединок. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему синхов следует бояться? Ну, или хотя бы относиться к ним с некоторым недоверием?
Вздохнув, Лан-Ар молча достал медальон и протянул ей. Относиться с недоверием… Ийлур хотел заметить, что Нитар-Лисс и сама попалась на удочку синха, но вовремя прикусил язык.
…В путь они отправились не сразу. В неверном свете костра Нитар-Лисс тщательно обыскала обоих ассасинов Храма, неразборчиво бурча себе под нос и нещадно бросая в костер все, что считала неинтересным и бесполезным. Оставила она лишь ожерелье странного желтокожего ийлура, несколько серебряных перстней с черным обсидианом и ритуальный нож, рукоять которого венчало изображение третьего глаза Шейниры, такое же, как на ее медальоне.