Книга Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт

Я собрал своих троих пилотов и провел последний инструктаж. Когда они стояли передо мной, их глаза, особенно у ефрейтора Тамена, светились и выражали желание действовать и удовлетворение от того, что их командир летел с ними. Мое настроение слегка улучшилось. Мы взлетели и поднялись в ясное, синее небо. Никакого контакта с противником не было, и казалось, что мы были совершенно одни в воздухе. Мы пересекли границу и летели над территорией Румынии. Далеко внизу я увидел поезд, двигавшийся в направлении Кронштадта[121]. Я приказал пилотам оставаться на высоте, а сам спустился, чтобы поближе рассмотреть его. Состав имел два паровоза. Я немедленно атаковал передний и с первого же захода поразил его, он сразу же окутался паром. На следующем заходе на малой высоте я пронесся над поездом и собирался атаковать сзади второй локомотив, когда меня посетила мысль, что можно было бы остальным предоставить возможность пострелять из своих пушек.

«Всем вниз, я сообщу, когда вы должны будете атаковать!»

В ответ по радио я услышал восторженные подтверждения «Viktor, Viktor!». Вместо того чтобы остановиться, состав прибавил скорости и помчался прочь. Но для истребителя было нетрудно искалечить паровоз. Сначала я приказал атаковать Тамену и подсказал ему, когда стрелять. Ефрейтор действовал очень хорошо. После двух заходов я отправил его снова вверх, чтобы позволить атаковать двум другим. Вскоре поезд был окутан плотными облаками дыма и пара и затем, наконец, остановился. Эта тренировка в стрельбе позволила трем пилотам получить боевое крещение. В будущих штурмовых атаках они смогут совладать со своими нервами.

Первый аэродром, к которому мы приблизились, был оставлен. Румыны, вероятно, что-то учуяли и подозревали, что мы можем появиться. Внизу, казалось, все было пусто, если бы не несколько грузовиков и несколько человек технического персонала, которые быстро бежали к укрытиям. Следующим аэродромом был Медиаш, приблизительно в 120 километрах позади линии фронта. Там нам повезло больше. Я предварительно дал своему звену точные инструкции, и, прежде чем румыны осознали опасность, мы все четверо обстреляли припаркованные автомобили. Вместе с ведомым я пошел к той стороне, где стояли ангары. Тамен и его ведомый повернули к другой стороне аэродрома. Мы снизились приблизительно до 100 метров и просто не могли промахнуться. После нашей второй атаки горело пять машин и на базе начали медленно приходить в себя. На следующем заходе я обстрелял самолет — немецкий Ju-87, который румыны получили от нас, — но, к сожалению, снова сработал только один пулемет. В ходе четвертой атаки я обстрелял счетверенный зенитный пулемет. В ответ я получил, как позднее выяснилось, пять попаданий в крылья и два — в фюзеляж. Но, по крайней мере, я получил удовлетворение оттого, что на какое-то время заставил зенитку замолчать. Для меня больше не было никакой цели на этом аэродроме, потому что, сколько бы я ни тряс свою машину или сколько бы раз ни перезаряжал оружие, оно все равно не стреляло. Так что я кружил на высоте 1000 метров, следил за окружающим воздушным пространством и руководил атаками других. К этому времени уже девять машин внизу сгорели дотла. Внезапно посреди всей этой суеты топливозаправщик помчался через летное поле и попытался укрыться за ангаром. Тамен зашел к нему сзади. Он попал в грузовик, и тот взорвался, едва добравшись до ангара. Ангар и все самолеты внутри были охвачены пламенем. Какой был фейерверк!

«Браво, Тамен, браво!»

Звено снова собралось вместе, и мы отправились домой, мчась на низкой высоте крылом к крылу. Несмотря на близость земли, я отпустил ручку управления и обеими руками помахал влево и вправо. Пилоты сияли. С этого времени ефрейтор Тамен всегда сидел слева от меня за столом в столовой. После приземления я узнал, что моя машина получила попадание в отсек с боекомплектом. Мне повезло, что «Мессершмит» не взорвался. Двумя днями позже мы — те же самые четыре пилота — снова получили подобное задание. Были разрушены семь вражеских самолетов, но я смог сделать только один заход, поскольку мое оружие снова отказало. У меня создалось впечатление, будто я проклят. Я получил еще четыре попадания, и мой преданный «ящик» отправился в ремонтную мастерскую.

Наконец, мне предоставили отпуск. Гауптман Штурм принял командование над группой, в то время как я улетел в Германию. Я провел там семь замечательных дней. Мир снова казался прекрасным, а жизнь стоящей. Я получил мощный заряд бодрости и вернулся на фронт со значительно окрепшим духом.

Глава 7

НА ВЕНГЕРСКОЙ ЗЕМЛЕ

После своего возвращения из отпуска я обнаружил, что в группе произошли некоторые изменения. Она была усилена и во главе с майором Баркхорном базировалась теперь в Центральной Венгрии. Мы гордо именовали себя «эскадрой»[122]. С нами был также Эрих Хартман, который одержал 308 побед и считался лучшим летчиком-истребителем в мире[123]. Я полагал, что обладаю одним преимуществом над этим гауптманом: большим везением. К этому времени в ходе 572 боевых вылетов я одержал 145 побед и ни разу не был ранен. Хартман же несколько раз оказывался на больничной койке. К счастью, каждый раз он отделывался довольно легко.

Как уже упоминалось, мы были довольно «крепки». Майор Баркхорн, как командир группы, Штурм, Хартман и я, как командиры эскадрилий, множество проверенных командиров звеньев и ведущих пар. Мы считали, что каждый из нас находится в своей лучшей форме. Обычно, когда кто-то верил, что он на пике, конец был недалеко, но никто не знал этого заранее.

Мы пробыли в Тисалёке[124] на реке Тиса, в Северной Венгрии, три-четыре дня. Но летать мы не могли. Шли проливные дожди, и летное поле сильно раскисло. Однако затем русские начали наступление, и мы были вынуждены перебазироваться. Кто-то должен был рискнуть взлететь первым. Я попытался вырулить на старт, но колеса настолько глубоко увязали в размякшей земле, что самолет не мог самостоятельно выбраться. Мою машину отбуксировали к началу взлетной полосы. В процессе этого радиаторы были так сильно забрызганы грязью, что их пришлось очищать прежде, чем я мог взлететь. Я начал разбег, но Me в течение первых 100 метров ускорился лишь незначительно. К середине полосы скорость возросла совсем немного. И что было еще хуже, самолет так сильно раскачивался, что мог скапотировать в любой момент. Если бы я подал ручку управления вперед, то «сто девятый» не смог бы оторваться от земли[125]. Поэтому я сначала слегка взял ее на себя, а потом начал медленно увеличивать давление. Наконец, «сто девятый» поднялся. Но в тот же самый момент его левое крыло резко опустилось вниз. Я полностью переложил руль направления в противоположную сторону и до отказа отклонил ручку управления вправо, но самолет не отреагировал. Еще больше завалившись влево, он несся к группе стоявших Bf-110.